Тени не исчезают в полдень
Шрифт:
— В Москву, — совершенно спокойно отозвалась Олейник. — Я давно хотела. Выучусь в…
— Не стоит, — перебил Алек. — Москва того не стоит. Ты там задохнёшься. Там жизнь другая, там всё другое. Там… не будет тебя.
— Только тень, да? — улыбнулась Маша. Момент как нельзя плохо подходил для шуток. Маша тоже поняла, и щёки её залил розовый свежий румянец.
Алек вдруг понял, что напоминает ему эта ситуация. Вот также он оправдывался, отшучивался перед Майей, когда решил уехать. И также это было нелепо. И он говорил тогда правду, чистую и жёсткую.
Маша тоже не могла лгать. Не лгут, не скрывают люди с такими глазами.
— Почему полиция?
— Детская мечта.
Маша глотнула кофе и вдруг выпалила:
— А я мечтала стать балериной. Как видишь, не стала.
И разговор, петляя, завиваясь кольцами, закружился в танце из слов, смеха, случайных взглядов и неловких касаний. Для Алека всё той ночью было простым и понятным. Утром же болтовня с Машей показалась ему настоящим лабиринтом. И самое обидное: ни одной из целей Алек не достиг. Он не узнал ничего нового о деле и не отговорил Машу ехать в Москву.
Глава 14
Алек вернулся домой в три. В четыре, расчертив схемами три листа и в итоге всё перечеркнув, упал на диван. И только в пять ему удалось провалиться в беспокойный сон. Кошмары приходили снова. Они смешивались с воспоминаниями и сменялись так быстро, что казались реальными. И ни одного Алек не помнил на утро. Только вскочил он в половину восьмого, мокрый, взъерошенный, с бешено бьющимся сердцем и абсолютно разбитый. Одеяло валялось на полу, простыня скомкалась и ухмылялась Алеку с постели. В горле пересохло, голова трещала. Ещё и в первых лучах солнца простая мебель комнаты выглядела совсем живой. Шкафы, приоткрыв дверцы, переговаривались. Форточка распахнула пасть. Уродливые кривые морщины появились на шторах. И стены следили за этим немым представлением.
Холодная вода привела в чувства. Но противное скользкое ощущение чужого присутствия не уходило. Алеку казалось, что за ним кто-то пристально наблюдает. И даже не снаружи, а изнутри. Словно его мысли невероятным образом стали доступны для кого-то ещё. Может, для стен. Сколько уже в них схоронено секретов…
Алек приехал в отдел едва ли не раньше всех. Оставаться в доме значило медленно сходить с ума. На улице это странное ощущение исчезло. Алек даже остановился перед машиной, разглядывая собственную тень, но ничего странного и тем более мистического не заметил.
Андрей уже был на месте. Руслан заперся в кабинете. Он, наверное, готовил полноценное обвинение. Алек не волновался по этому поводу. Он не сомневался, что обвинение провалится. Андрей не был так категоричен. По-прежнему он придерживался промежуточной позиции. Молчаливый, угрюмый, он сидел у окна. И Алек был уверен, что знает, о чём он думает.
Камилла приехала с Линой. Обе они были в чёрном. И лица их казались ещё бледнее. Ни на секунду Камилла не оставляла Лину одну. К делам она в то утро и не притронулась. Только один раз Алеку удалось сжать в ладони маленькую ручку Лины и обменяться с ней взглядами. И, оставив поцелуй на его щеке, она отстранилась, поправила платье и прошептала:
— Ты меня понимаешь.
Конечно, Алек понимал. Камилла, Андрей, Ника, которая приехала в числе последних в таком же чёрном траурном платье — все понимали. Даже Руслан не стал проводить допросов и заваливать коллег работой. Всё утро он молчал. И, казалось, тоже
Никто ничего не сказал, когда посреди рабочего дня весь отдел уголовного розыска с посторонними и не по форме покинул участок. Все останавливались в коридорах, снимали фуражки и опускали глаза или протягивали руку Андрею и что-то бормотали. Алек не слышал. Он шёл рядом с Никой и Максом. Оба были по-своему сосредоточены. Ника со стороны казалась такой же, как всегда. Она с детства привыкла прятать эмоции. Макс же из вечно опаздывающего мальчишки-оптимиста превратился в сдержанного мужчину. Алека пугала эта перемена. Но когда-нибудь она должна была произойти.
Макс, как и на утро после убийства, расстегнул верхние пуговицы рубашки и накинул пиджак на плечи. Может, поэтому так тяжело было смотреть на него, особенно со спины столь похожего на Влада.
Отпевание проводили по всем правилам. Настояли родители Влада. Алек стоял у самого выхода из церкви, глухо доносился до него голос священника. Церковь была полна людей. Знакомые и незнакомые вовсе лица наводнили её. И Алек различал в толпе даже клубных приятелей Влада, которые едва ли когда-нибудь ходили на службу. Все в тёмном, все мрачные молчаливые. Не такими, наверное, Влад хотел бы видеть свои похороны.
— Он не верил, — прошептала Лина, когда они с Алеком выходили из церкви.
Руденко поддерживал её за руку. Лина стянула с головы платок, и волосы упали волнами ей на плечи.
Влад не верил. Поэтому и отпевание казалось не к месту. Но родители его решили иначе. И в этом Алек видел шаг к сближению. Да, поздно, но Влада снова приняли в семью.
Стоять на тихом кладбище среди тех же лиц было ещё тяжелее. Лина сжимала руку Алека. Слёзы текли по её щекам. Родители Влада в объятьях друг друга находили хоть какое-то утешение. Неотрывно они следили за церемонией. Алек же следил за лицами. Ему хватило и той секунды в церкви. Укрытый белым саваном с иконой на груди, Влад казался ангелом, и лицо его, пусть отмеченное печатью смерти, стало совсем детским.
Алек знал, что не выдержит, если увидит Влада снова. Голос священника, редкие всхлипы, шелест ветра слились в траурный гимн. Куда ни посмотришь, чёрный и белый. Тишина вместе с гимном разливалась над кладбищем. Она давила на плечи, ощутимо, больно. Алек бросил взгляд на калитку. Некоторые не выдерживали, уходили. Другие, кто едва ли знал Влада, в задних рядах уже улыбались и переглядывались.
Гроб опустили. Первые горсти земли закрыли его. Алек только тогда, поддерживая под руку Лину, подошёл к могиле. Земля была горячей. Воздух — холодным. Земля сыпалась сквозь пальцы, обжигала, врезалась крупицами в кожу. Алек слишком сильно сжимал ладонь. Воздух щипал щёки, резал в глазах.
Лина тоже кинула горсть земли и остановилась, опустила руки. Её губы беззвучно шевелились. Алек расслышал только одно слово: «Прости». Лина просила прощения у Влада. Должно быть наоборот!
Алек сжал переносицу, закрыл глаза на секунду. Слёзы застыли в горле. Сейчас он не смог бы сказать ни слова.
Лина медленно отошла от могилы и вдруг бросилась к Алеку и спрятала голову на его груди. Её плечи подрагивали. Алек обнимал Лину, как обнимал бы Нику или Камиллу. А Лина доверилась, расслабилась в его руках. И в эту секунду Алек смотрел на могилу, на людей вокруг, на священника в чёрной рясе сверху, откуда-то издалека. И он поклялся, Владу и самому себе, что защитит Лину.