Тени прошлого - тени будущего
Шрифт:
– С чего ты взял, что пути иного не будет?
– С того, что уже ничего не будет.
– Помолчи лучше…
– Ты Хантэрхайм не знаешь еще. Но ты должен знать… Офицеры скоростной рывок скоро дадут – смогут замедлить общее время людей по отношению к войне, к этой планете и другому пространству… Не следует сейчас нам их тормозить… Нам от них отстать никак нельзя. Им сил не хватит, если мы сейчас не отдадим им все наши силы. А если мы им мешать будем – запустим временное ускорение – общее для всех нас и нашей системы…
– Черт! Да что это значит?!
– То, что время пойдет быстрее, – наше время. То, что мы, медленнее соображая и медленнее действуя, быстрее
– Это что, ты мне показатели поднимаешь?
– Нет, Герф… Это – предупреждение. Не делай ничего, что не прогнозируешь точно. Ничего не делай бездумно, без указаний, – Хантэрхайм не простит. Совершишь действие – блокируешь другое действие. Приложишь силу – получишь отдачу. А сделаешь ты это не верно… Пойми… Только офицеры способны верно поступить здесь и сейчас. Их расчеты точны – они четко определяют цели, бьют четко по целям точечными ударами. Они четко определяют ударные точки высшего достижения при низшей силе удара и низшей ударной отдачи. И этот расчет действий и противодействий оптимален – эффект достижим простым методом и почти без потерь. Только мы подо льдом и пламенем ждать их схем, считай, не способны. И чем больше мы им клочья пламени с ледяными осколками в глаза бросать будем, тем больше будем их тормозить. Одно влечет за собой другое… Мы ускоряем ход времени – и набираем обороты.
– Пусть офицеры идут быстрее всего, что вокруг нас. Но мы ж от того, что кругом, не отстаем – идем в ногу.
– Нет, медленнее. Это общую систему мы еще ровно держим. И будем, если офицеры замедление не получат.
– Что ж, выходит, что мы без них?..
– Мы друг с другом сцеплены – их нет без нас, нас без них.
– Верно. Системы нет. А без этой системы нет и никого, и ничего.
– Может, что-то и есть, но что-то другое.
– Прежде люди почти погибли под силой пассивности к окружающему, после – под силой агрессивности к нему. А сейчас у нас что-то среднее – и эту систему сохранить мы обязаны.
– Главное – не разрушить ее ни тем, ни другим…
– При чем здесь это?
– Чем активнее мы во что-то вмешиваемся или не вмешиваемся, тем чаще случаются осложнения. У нас здесь все так же – без лечения больные погибают, но многие препараты становятся ядом при увеличении дозы, проявляются побочные действия… Уверен, что все, о чем мы знаем устроено по одному принципу. Думаю, и все, о чем мы не знаем, подобно тому, что мы знаем. А вообще, думаю, главное, что когда процесс идет, тогда он идет – и с объединением, и с распадом… Конец должен быть, но только конец фрагментарный. Этот общий бесконечный процесс собирает и разъединяет элементы и их фрагменты времени – это проход от одного к одному… От Пустоты к Пустоте. Ты что, Герф?
– Ничего.
– А показатели что-то не очень…
– Нормальные.
– Будь спокойней – не повредит. Мы еще в процессе, так что показатели скоро проверять будут.
Мои показатели запрыгали невпопад… Кажется, начинаю понимать…
– Говорухин, это продолжение испытаний?
– С чего вдруг? Лучше подумай о том, что происходило в древности – до третьей мировой войны. Люди апробировали новые “лекарства”, помогающие им выживать, но не отменяли их при проявлении побочных эффектов, как это делают грамотные специалисты, – вот и вымерли от осложнений. Это произошло даже раньше, чем могло бы произойти от “болезни”, так скажем. Знаешь же, весь наш прогресс – не что иное, как средство подавления иммунитета планеты, – это
– Ты чего добиваешься? Думаешь, меня отбракуют после этого? Нет – я стабильный.
Говорухин распахнул глаза…
– Я только помочь хотел.
– Не понимаю, почему мне сегодня все пытаются помочь! И еще такими сомнительными способами!
– Герф, ты боец – ты должен быстро соображать. И, между прочим, вас ничто не должно из себя выводить, так что…
– Кончай с этим, если это не обязательно.
Понимаю я все эти сравнения с некрозами – кому, как не нам, это понимать. Мы-то операции за сутки проводим, а врачи… Если на полное восстановление расщедрятся – любого за пару часов по кусочкам соберут и на ноги поставят. Но кто ж столько энергии изводить будет? Бывало и неделю здесь отдыхаешь, про некрозы всякие слушаешь, пока с частичным восстановлением в порядок не придешь… Все у нас просто – тренировки, посты, бои, разведвылазки – все кончается здесь, в медчасти…
Говорухин уселся на край стола и как бы завис в воздухе – почти исчез… В белой одежде в белом помещении медработников можно и не заметить – только если по движению… Поэтому и чувствуешь себя с ними всегда так напряженно – привычка стрелка – выискивать все невидимое, следить за движением и быстро реагировать.
– Герф, да сейчас происходит ничто иное, как… Наш мир сейчас почти стерт из-за войны, а война и началась из-за того, что он был почти стерт. И с войной этой так же дело обстоит… Каким бы наше оружие ни было – оно имеет огромную разрушительную силу. А сейчас мы не можем ждать, не можем думать – начинаем метаться от мощных лучевых пушек к недоработанным пространственным переходам… Слишком быстро отчаиваемся, находим новую надежду – время теперь пойдет быстрее… Оно уже пошло быстрее.
– Лучше не продолжай – толку не будет.
– А мы ведь еще так и не восстановили отторгнутые ткани планеты – только сдерживаем распространение этой коррозии коррекциями…
– Нельзя было просто сказать, что ты против применения лучевых пушек такой мощности?
– Я не сказал, что против… Просто нужно уметь ждать. Если все без разбору начнут бросаться сгоряча на лучевые пушки первого порядка, так недолго и планету уничтожить. Нужно ждать. Мне это ночью спать не дает – все ветер в ушах воет, но нужно ждать.
– Ты на севере служил?
– Ледяные пустыни Хантэрхайма выбора не дают – если они не убили наповал, значит заставили подумать над этим. Правда, Хантэрхайм особо не дает времени на раздумья. Но, чтобы там выжить, приходится постоянно думать о том, как это сделать. Хантэрхайм провоцирует, требует отдать зажатое в зубах терпение, но если не выдержишь – покарает.
– Ты там был?
Похоже, что был, и на него это оказало соответствующее влияние.
– Я там пять лет прослужил.
– И как?
– Холодно. Это кажется, что Ивартэн и Альвэнхайм далеко. Хантэрхайм зажат льдами, стоит посреди снежной пустыни. Ночью мороз опускает нас на минус семьдесят градусов даже сейчас, когда зима позади. Там себя чужим чувствуешь – будто тебя сам город прогоняет.
– Вряд ли – Хантэрхайм один из самых больших и древних городов AVRG…
– Там всегда снег – снег чистый, колючий, искристый и лучистый… А когда воздух не застывает в оглушающей тиши, стылый ветер воет пуще сигнала воздушной тревоги. Он поднимает метели, вихри и вьюги на ледниках, по наледи, насту ползает поземка… Все сносит, заносит, скрывает белой мглой налетевший буран…