Тени сна (сборник)
Шрифт:
— Да. — Крон не принял помощи. Он вообще не хотел завязывать разговор. — Оставляю его вам на
попечение.
Он кивнул на прощание и пошел в храм. У порога снял сандалии и омыл ноги.
На первом этаже из-за огромной завеси, закрывавшей большой ритуальный зал, доносились чьи-то голоса, веселые выкрики, сухой стук кубков друг о друга, стоны удовлетворения — жрицы любви и паломники совершали таинство ритуала.
«Вертеп!» — зло подумал Крон, поднимаясь по лестнице на второй этаж. По его мнению, храм ничем, кроме молитв, не отличался от публичного дома. У завеси перед кельницей жрицы Аны он остановился и нерешительно поднял руку. Рука дрожала. Не будь в святилище храма пункта связи, Крон ни за что бы не вошел в кельницу Аны. Но она была
«И почему у них нигде нет дверей? — с досадой подумал Крон. — Всегда и везде приходится входить без стука…» Единственная дверь, которую он знал во всем Пате (разумеется, кроме входных, ворот и калиток — внутри помещений висели только завеси), находилась в молельне святилища.
Из кельницы доносились приглушенные звуки лютни, и Крон решился. Отодвинул рукой завесь и вошел. Здесь все было по-прежнему. Горело несколько светильников, создавая интимный золотой полумрак; с жаровни в углу тонкой струйкой расплывался по кельнице кружащий голову, пряный и терпкий аромат коринского бальзама. У противоположной стены на ковровых тюфяках за низеньким столиком, уставленным закусками, чашами и кувшинами с вином, лежала жрица Таланта. Расслабленно откинувшись на подушку, прислоненную к стене, с отрешенным взглядом она вяло перебирала струны лютни. Рядом на широком кресле без подлокотников сидела жрица Ана, а у нее на коленях, тесно прижавшись к ней, скрючился щупленький сенатор Бурстий. Крепко обнявшись, они целовались.
— Счастья и благоденствия жрицам Ликарпии, — треснутым голосом сказал Крон.
Таланта перестала перебирать струны.
— Гелюций… — только и проговорила она. Бурстий оглянулся, увидел Крона, встал с коленей
Аны и, подойдя к Таланте, сел рядом с ней. По его лицу блуждала самодовольная улыбка. Ана продолжала сидеть в кресле в той же позе. В сторону Крона она не смотрела.
— Я хочу вознести молитву Ликарпии, — глухо сказал Крон.
Ана молча встала, взяла светильник и, не глядя на Крона, вышла из кельницы. Крон последовал за ней.
Они шли темными переходами, Ана чуть впереди, неяркие блики светильника выхватывали из полумрака только силуэт жрицы: руку, державшую светильник, края развевающегося хламидника, правую половину лица с зачесанными за ухо волосами. И от всей ее фигуры, словно зачарованной пламенем светильника, веяло на Крона холодом отчуждения, неприятия. Только долг хранительницы храмовой святыни заставлял ее сопровождать сенатора…
— Ана…
Она не остановилась. Не услышала. Не захотела услышать. Даже язычок пламени светильника не-дрогнул в ее руке. Она подошла к молельне, открыла дверь, вошла, поставила светильник на алтарь. Затем также молча, не глядя на сенатора, поклонилась и ушла.
Крон прислонился лбом к холодному камню и скрипнул зубами. Бастурнак бы взял эти совещания! Не видеть бы ее. Воспитанный на принципах открытой, прямой и честной земной морали, он не мог понять Аны, ее странной, уродливой любви. То она приходила к нему и одаривала счастьем, то надолго исчезала, уходила к Бурстию, отталкивая Крона. На Земле все решилось бы просто и честно: либо Ана ушла бы к Бурстию, либо осталась с ним. Но поведение Аны оказалось настолько несовместимым с привитой Крону моралью, что вызывало у него щемящее, муторное чувство ирреальности происходящего. Крон не раз пытался прервать свою странную связь, но не мог себя пересилить. И не в недостатке воли было дело. Соприкоснулись две психологии, две морали: земная — прямая, честная, всепрощающая и патская — двуличная, темная, сплошь казуистическая. Права была Пильпия, определившая, что в его отношении к Ане больше от животного, чувственного, чем от человеческого, сознательного. Самым нелепым было то, что Крон все это прекрасно понимал, с горечью ощущая себя на месте собаки, то радостно по-щенячьи визжащей от ласки хозяина, то от немилости тоскливо воющей в ночи. Тонкий психолог, Пильпия, давно заметившая состояние Крона, пытаясь
Крон с треском задвинул засов на двери, и тут же брезгливо отдернул руку, почувствовав под пальцами раздавленного слизня. Тщательно вытер руку о полу тоги, затем подошел к алтарю. Внимательно осмотрел его — нет ли слизней — и только потом приложил к алтарю ладони. Через мгновение плита сдвинулась, открыв небольшой пульт управления видеосвязью. Крон утопил несколько клавиш, и тотчас дверной проем окутала пелена защитного поля, в святилище загорелся дневной свет, осветив угрюмые стены, алтарь и статую рождающейся из пены прибоя богини любви. В дальнем углу святилища из пола стало медленно вырастать кресло видеосвязи. Крон неторопливо разжег жертвенный огонь, взял ритуальные щипцы, обошел святилище, снял слизней и бросил их в огонь. И только затем сел в кресло, лицом к пустой комнате, и надвинул на голову шлем видеосвязи.
— Говорит дежурный оператор, — прозвучал в святилище громкий голос. — Вы готовы к видеосвязи?
— Да.
— Включаю.
По периметру комнаты возникло шесть кресел с сидящими в них людьми. Пятерых Крон знал: Арвид Штамм — руководитель работ по Пату; Отто Бештлиц — ответственный исполнитель Проекта; Бартоломео Гомеш — наблюдатель в Асило-не; Ежи Червински — наблюдатель в Севрии; Андрей Прошин — специальный консультант Проекта от Проблемного института по контактам с внеземными цивилизациями. Шестого члена совещания, крупного мужчину среднего возраста, свободно расположившегося в кресле, Крон не знал. Непривычная здесь земная одежда (наблюдатели были в местных одеждах, все остальные — в комбинезонах) выделяла его среди всех.
— Пожалуй, все, — обвел взглядом присутствующих Бештлиц. — Начнем.
— Кстати, — спохватился он, — сегодня на нашем совещании присутствует инспектор Комитета Бабен Ковит.
Незнакомец кивнул.
— Вы будете вести совещание?
— Нет, зачем же. Пусть все идет, как всегда… — улыбнулся инспектор и странно закончил: — Пока.
— Хорошо, — согласился Бештлиц. — Тогда приступим к делу. В Проекте весьма обеспокоены положением, сложившимся в настоящий момент в Пате. Вчера вечером армия восставших рабов пересекла границу Патской области, наголову разбила направлявшийся на подавление восстания легион посадника Рудия Попония и захватила селение Кортубо. Таким образом, она расчистила себе дорогу на Пат и находится сейчас в шестидневных переходах от города. Нас интересует, что происходит в Сенате?
— Паника, — сказал Крон. — Тагула собирает войска, с которыми вернулся из Севрии, однако их всего около тридцати тысяч, что явно недостаточно против стапятидесятитысячной армии восставших, которая к тому же продолжает пополняться. А вызванное из Таберии пятидесятитысячное войско императора Лагана к сражению за Пат явно не успеет.
— Не понимаю, — пожал плечами Гомеш. — У меня складывается впечатление, что мы собрались здесь для тoro, чтобы всеми силами помочь Сенату Пата в подавлении восстания. Тогда, может быть, кто-нибудь объяснит мне, зачем мы здесь находимся? Какую историю мы готовим Пату?
— Вот потому, что вы не понимаете, — осадил его Штамм, — вы и находитесь наблюдателем в Аси-лоне, а не занимаете мое место.
Лицо Гомеша пошло пятнами.
— Вы хотите сказать, — спросил он, — что приказы не обсуждаются? По-моему, вы заблуждаетесь, считая нас своими солдатами, беспрекословно выполняющими приказы. То, что противоречит моим убеждениям, я выполнять не буду.
— Действительно, — поддержал его Червински, — насколько я понял, нас пригласили на совещание для обсуждения положения, сложившегося в Пате, а не для получения инструкций. Для этого существуют соответствующие каналы.