Тени сна (сборник)

Забирко Виталий Сергеевич

Гюнтер улыбнулся. Портрет Монтегю был исчерпывающ.

— Да, вы угадали. Это был Эвар Монтегю — владелец бакалейной лавки и штата молоденьких продавщиц на Атавийском шоссе.

Охотник замер, сжав в руках палку. — Подойдите ближе, — сказал он, глядя почему-то на пол. — Еще. Вот так. Вы согласны?

— Я приехал.

Охотник ждал.

— Вам нужна расписка?

— Никаких бумажек, — резко сказал охотник. — Я верю Монтегю.

— Очень приятно. Я так и передам это поросшему шерстью и страшно потеющему толстяку, когда

он захочет выпить со мной на брудершафт. Но мне — мне, понимаете? — этого мало. Я хочу знать, что из себя представляет ваше дело. А там — посмотрим.

Охотника перекосило. Надменность еще больше проступила на его лице; и без того колючие глаза превратились в жгучие буравчики.

— Хорошо, — процедил он. — По словам Монтегю, вы человек порядочный… Вам предстоит найти трех грудных детей, похищенных из родильного покоя.

— Киднеппинг?

— Нет! — повысил голос охотник. — Выкупа никто не требует!

— Тогда причем здесь частный сыск? — пожал плечами Гюнтер. — Это дело полиции…

— Полиция этим занимается, — поморщился охотник. — Но толку… Прошло три месяца, и я уверен, что и через три года они будут на том же месте.

— Откуда такой пессимизм?

— Сами поймете, когда проживете в городе хотя бы неделю. Страх. Местная полиция боится. Здесь нужен посторонний человек.

Гюнтер снова пожал плечами.

— Они могут пригласить сотрудника из другого округа.

— Возможно, — согласился охотник. — Но я хочу провести собственное расследование.

— Вы имеете какое-то отношение к детям?

В глазах охотника что-то дрогнуло.

— Да. Один из них — мой незаконнорожденный сын.

Гюнтер сочувственно склонил голову.

— А почему же все-таки полиция боится этого дела? — спросил он.

Охотник вдруг резко выпрямился, побледнел и, судорожно вцепившись в трость, завертел головой. С минуту он прислушивался, по-птичьи моргая, затем переспросил:

— Что?

Гюнтер тоже прислушался, но шум душа забивал все звуки.

— Чего, или кого именно боятся полицейские? — Я уже говорил вам, — раздраженно бросил охотник, — поживете в городе, узнаете. — Щека его дернулась. — Кстати, категорически запрещаю вам вести какие-либо записи. Если хоть один человек узнает, с какой целью вы находитесь в Таунде, я не дам за вашу жизнь и пфеннига. Никакой психологической игры в детектива и преступника не будет. Вас просто сразу же уберут, даже не предупредив…

— Может, мы все-таки перейдем к делу? — оборвал Гюнтер.

Охотник одарил его долгим взглядом.

— Все, чем я располагаю, — наконец проговорил он, — находится у меня в номере в портфеле. Дверь я оставлю открытой, портфель будет стоять на стуле. Вы его откроете, тут же, не отходя от стула, ознакомитесь с документами, положите на место и уйдете. Повторяю, никаких записей…

Сквозь шум льющейся воды из-за двери донеслось неясное царапанье. На миг охотник застыл с открытым ртом, но тут же, сорвав с трости набалдашник,

резко повернулся к двери. Гюнтер мгновенно сориентировался и бросился вперед.

За дверью никого не было. Только в конце коридора у самой винтовой лестницы ленивой трусцой стучал когтями по полу черный пушистый кот.

Гюнтер прикрыл дверь и обернулся. Набалдашник трости уже возвратился на прежнее место. Нет, не стилет скрывался в трости, или что-либо подобное. Палка была настоящей, цельной, только конец был остро заточен аккуратной четырехгранной пирамидкой.

— Нервы. — сказал Гюнтер. — Никого там нет…

И застыл. Точно такую же фразу произнес недавно портье.

Охотник рукой поманил его к себе.

«Чего они все здесь так боятся? — подумал Гюнтер. — Прямо-таки мотель неврастеников, начиная с портье и заканчивая, очевидно, единственным постояльцем».

— Я даю вам семь дней, — шепотом проговорил охотник. — Неделю. Если за это время ничего не выясните, то молча, никому ничего не говоря, уезжайте домой.

Он достал из кармана халата сверток.

— Здесь аванс — двадцать процентов, — пистолет и ключ от портфеля.

— Вы полагаете, что у частного сыщика нет разрешения на ношение оружия? — съязвил Гюнтер.

Охотник внимательно посмотрел на него.

— Вашим оружием в Таунде можно пугать разве что ворон, — категорично заявил он. — И еще одно: вы меня не знаете. Если понадобится, я вас сам найду.

— Если в а м понадобится?

Охотник смерил его холодным взглядом.

— Да, если мне.

Он повернулся, чтобы уйти.

— Вы забыли об амортизационных расходах.

— А это только в случае удачи. Представите мне счет, и я его оплачу.

— Надеюсь, что в следующий раз мы обойдемся без условных фраз, вроде «форпоста для страждущих и немытых»? — бросил ему в спину Гюнтер.

Пурпурный халат драконами замер на пороге.

— Нет-нет, благодарю, я человек уже не молодой и стесняюсь показывать свое бренное тело. Так что вы мойтесь, а я уж потом, — проговорил он от двери и вышел.

Гюнтер пожал плечами и, наконец, позволил себе посмотреть на пол. Нечто подобное он и ожидал увидеть — не зря же охотник разговаривал с ним о деле только в центре душевой. Вокруг того места, где они беседовали, чуть заметной на белом кафеле меловой чертой был нарисован круг. Гюнтер хмыкнул, стащил с себя халат и шагнул под душ.

Возвратившись в номер, он развернул сверток. Три аккуратные пачки в банковских упаковках, миниатюрный дамский пистолет «грета» (ну, если его «магнум» — пугать ворон, то этот против кого?) и никелированный ключик.

«За неделю шесть тысяч евромарок… А, если расследование пройдет успешно, то тридцать, — прикинул Гюнтер — Не многовато ли?»

В дверь постучали.

— Минутку! — попросил Гюнтер, но ждать его не стали. Голос горничной сообщил, что ужин будет через полчаса, и тут же, удаляясь, зацокали каблучки.