Тени сна (сборник)
Шрифт:
Гюнтер застыл на месте, боясь пошевелиться. Казалось, сделай он движение, его заметят, и произойдет нечто страшное.
Откуда-то со стороны, словно голос диктора за кадром, донеслось: — «Это был вурдалак. — Почему-то голос говорил в прошедшем времени. — Звали его Аристарх Васильевич, но сырое мясо он тоже ел и свернувшейся кровью не брезговал…»
Страх толчком крови перешел в необузданный ужас, хотелось дико закричать и бежать без оглядки, но Гюнтер оцепенел и не мог пошевелиться. Гулко стучало сердце, шорох падающих капель превратился в шум сильного дождя, и все тем же метрономом звучало
Свеча оплыла, остался один огарок, и огонек замигал.
— Ну, вот и все… — утробным голосом удовлетворенно протянул вурдалак и стал медленно подниматься. Казалось ног у него нет, а из-за бочки, подобно опаре, вырастает только чудовищно огромное необъятное туловище. Когда голова вурдалака достигла свода пещеры, он перестал расти. Взгляд наконец, оторвался от свечи, пополз по бочке, затем по земле, достиг ног Гюнтера и начал подниматься вверх. Гюнтер почувствовал, как его тело постепенно каменеет под взглядом вурдалака. Окаменение поднималось все выше, вот уже достигло горла, перехватило дыхание… Сейчас они встретятся взглядами… И тут свеча погасла.
Превозмогая окаменение, Гюнтер рванулся в сторону и очнулся от кошмарного сна, сидя на кровати.
Уже рассвело, в открытое окно вливался свежий утренний воздух. Все еще не придя в себя и не совсем понимая, где находится, Гюнтер огляделся. Рядом с кроватью стоял передвижной столик с остатками ужина, а на одном из кресел опавшей пеной лежало надувное платье горничной. Самой горничной («Черт, — подумал он, — даже имя не спросил…») в номере не было, но из ванной доносился шум душа. Как шум дождя. А из открытого окна слышалось то самое «шурх-шурх…»
Он облегченно откинулся на подушку. Давненько не видел снов. А уж кошмаров, наверное, с детства. Верный привычке все подвергать анализу, он принялся разбирать кошмар. Несомненно, между сном и вчерашним днем прослеживались явные ассоциативные связи. Темнота, вурдалак — это ночной Таунд и шабаш суккуб. Даже то, что вурдалак русский, объяснялось вчерашней мессой пастора Пампла на стадионе «Уикли». Другое дело, откуда голос за кадром и имя?.. Он вспомнил. Недавно по телесети прошел сериал американского боевика, в котором контингент американской космической станции ядерного базирования спасает в открытом космосе двух терпящих бедствие русских астронавтов. Конечно, оба они оказываются кадровыми кагебистами, проникшими на станцию с целью запустить ракеты на Штаты и начать ядерную войну. И звали их Аристарх Натальевич и Вольдемарис Васильевич… Чушь. А вот откуда собака? Кот, что ли? Единственная ассоциация была с цветом шерсти — слишком он похож на выцветшие чернила визитки магистра Бурсиана.
— Шурх-шурх, шурх-шурх… — доносилось из открытого окна, и Гюнтер вспомнил вчерашнее шарканье по мостовой Стритштрассе.
Он спустил с кровати ноги, хотел встать, но тут же, охнув, снова сел. Лодыжка правой ноги распухла, по коже пошли сизые разводы.
«Добегался», — подумал он, но все же встал и, стараясь сильно не наступать на ногу, проковылял
«Вот, значит, что за палки я видел вчера у суккуб», — понял Гюнтер.
Человек повернулся, и он узнал Петера, ночного портье. Петер улыбался и работал с удовольствием. Можно было подумать, что роль дворника ему нравится и что его костюм предназначен именно для таких целей.
Гюнтер отошел от окна. Взгляд, скользнув по платью горничной, перескочил на журнальный столик. На столике среди разбросанных в беспорядке газет лежала дамская сумочка. Она чем-то напоминала обложку фолианта портье — добротная темная кожа, застежка с пряжками, золотое тиснение букв, — и только длинный ремешок выдавал ее истинное предназначение.
Гюнтер подошел поближе и прочитал: «Ганс Христиан Андерсен». Сумочка все же оказалась книгой. Только зачем такой длинный ремешок — через плечо носить, что ли? Вспомнив магистра Бурсиана, Гюнтер с улыбкой расстегнул пряжки и открыл книгу. Наугад, где-то посередине.
«Кухня ломилась от припасов, — прочитал он, — жарили на вертелах лягушек, начиняли детскими пальчиками колбасу из ужей, готовили салаты из поганок, моченых мышиных мордочек и цикуты. Пиво привезли от болотницы, из ее пивоварни, а игристое вино из селитры доставали прямо из кладбищенских склепов. Все готовили по лучшим рецептам, а на десерт собирались подать ржавые гвозди и битые церковные стекла».
Гюнтер с недоумением захлопнул книгу и принялся застегивать пряжки. Вот уж никогда бы не подумал, что Великий Сказочник писал такое. И тут он заметил, что надпись на обложке серебряная, а не золотая, как ему показалось вначале. Гюнтер убрал руку и прочитал: «Malleus Maleficarum». Он перевернул книгу. На другой стороне обложки никаких надписей не было.
— Что за чертовщина?! — тихо выругался он и снова стал расстегивать пряжки. Но раскрыть книгу не успел. От кровати послышалось грозное шипение, и Гюнтер застыл на месте.
На полу сидел черный с металлическим ошейником кот из мотеля «Охотничье застолье». Пасть его была ощерена, глаза горели недобрым огнем, тело напряглось, готовясь к прыжку.
«Пистолет… Где пиджак?!» — лихорадочно пронеслось в голове. Гюнтер еще не успел подумать, что спасительного мелового круга здесь нет, как кот прыгнул.
Он швырнул навстречу коту книгу и бросился к шкафу, куда ночью повесил пиджак. Но шкафа не достиг. правая нога подвернулась, острая боль пронзила ступню, и он упал. Боль была адской, однако чувство контроля над собой Гюнтер не потерял. Он перекатился на спину, подобрался, готовясь встретить новый прыжок кота.
Но кот и не думал нападать. Он схватил зубами книгу за ремешок и неспешно затрусил к окну. В сторону Гюнтера кот не смотрел. Вспрыгнул на подоконник — при этом книга встрепенулась страницами, как пойманная птица — и ступил на карниз.
Превозмогая боль, Гюнтер подхватился на ноги, распахнул шкаф и, сорвав с вешалки пиджак, бросился к окну. Кот уже прошел по карнизу до угла дома и теперь сидел там, гордо зажав в зубах добычу. Из-под мышки у него торчал невесть откуда взявшийся зонтик.