Тени вечерние. Повести

Любинский Александр

– Ну как? – он швырнул портфель на пол и выжидающе уставился на Андрея.

– Возьми стул и присаживайся.

– Плевать я хотел! Как?

– Тише. Не привлекай всеобщего внимания.

– Ты ответишь, наконец?

– Понравилось.

Илья кивнул головой – мол, ничего иного и быть не могло – и сел.

– Но уж так далеко от современности! Сплошные котурны. Высокопарность раздражающая. Порой смешная. Хотя… что–то живое все–таки есть… Пульсирует.

– Это все?

– Сам прекрасно знаешь, что через неделю от твоего энтузиазма следа

не останется. Ради бога, не качай с горьким упреком головой… Правда, он сейчас ужасно похож на старого еврея?

Вопрос был обращен ко мне, но ответа, очевидно, не требовал.

– Простите, – сказал я, обращаясь к Илье, – не могли бы вы пояснить, о чем речь?

– Дай, – сказал Илья.

Андрей вытащил из портфеля и протянул мне объемистый машинописный экземпляр, где на первой странице значилось:

И. Витензон

Термидор

Мистерия (хор, оркестр, театр, пантомима)

– Очень интересно… Обязательно прочту. А как вы думаете, насколько это… так сказать, осуществимо?

– Что?

– Ну, чтобы хор, оркестр, пантомима и…

– Меня это не касается.

– Но всякий автор хочет видеть свое детище осуществленным.

– Разумеется. Я – вижу, слышу, представляю. Имеющий уши да услышит!

Из–за стола, расположенного в нескольких шагах от нашего, поднялась высокая блондинка, цепко глянула в нашу сторону, мгновенно отвела взгляд.

– …до скольких ушей дойдет? Плевать я хотел, шедевр это или дерьмо, но вокруг того, что ты делаешь, должна быть заварушка… притяжение, что ли, отталкивание…

(Наклонилась к соседке, трясясь от смеха. Коснулась грудью поверхности стола.)

– …видите ли, возраст – не препятствие появлению шедевров. Но в редакциях с вами не захотят разговаривать. Чем оригинальней вы пишете, тем труднее печататься. Я бы не хотел идеализировать, но, скажем, пишущей братии начала века было куда как легче.

– Что же, не писать?!

(Выгнувшись, коснулась стола животом. Долгий взгляд.)

– Постойте, а почему бы не организовать… журнал?

– Журнал, – проговорил Андрей, – очень интересно… Журнал.

Встал, зашагал по проходу.

– Идея… Рискованная, однако. Но как это можно сделать!

Эти двое уже двигались к выходу: она впереди, в такт упругому шагу поддевая бедром болтающуюся на ремне сумку, он – напряженно–внимательный, настороженный.

Илья, наконец, обнаружил отсутствие друга.

– Вечно одна история…

И уже вдогонку мелькнувшей в дверях тени:

– Катись отсюда!

После бегства предателя Илья стал мрачен и вскоре ушел. Я уже не надеялся, что идея с изданием может осуществиться и был несказанно удивлен, когда через несколько дней, столкнувшись в институтском коридоре с Андреем, услышал от него предложение заняться подготовкой к выпуску. Более того, он получил принципиальное согласие знакомой машинистки на бесплатную распечатку двадцати экземпляров! Илья?

Илью он уговорит. Но где собираться… В его комнате шумно, за стеной пьяные соседи. У Ильи – махонькая квартирка, мать, сестра… А что у меня? Замечательно! То, что нужно.

III

Илья трогает корешки книг в шкафу нервными быстрыми пальцами, кое–что вынимает, бегло просматривает. Сквозь щелку приоткрытой двери виден дед, читающий газету в продавленном кожаном кресле. Из коридора доносится смех матери – болтает по телефону.

– Какие книги! Все твои?

– Деда.

– Эрудит, однако. Обязательно выучу. Три языка.

– Пять, – подсказывает Андрей.

Он сидит на диване, глубоко засунув руки в карманы пиджака, и болтает ногой. Уголки губ опущены, и опущены плечи. Пустой взгляд.

– Библиотека, – говорит он, – эка невидаль.

– У тебя она есть, что ли?

– Пока нет.

– Завидуешь.

– Я–то?

Нога замирает в воздухе.

– Захочу – и будет. Все будет.

– Ну, знаешь…

– Ребята, перестаньте! Это все ужасные пустяки.

– Хотел бы я знать, что для него не пустяки.

– Хм…

Андрей вынимает руки из карманов, распрямляется. Сейчас он встанет – и уйдет!

– Вот что, – говорит он, – надо начать с программы.

– Чего?

– Дурачина. Всегда так делают. Пишут программное заявление от имени редакции. Кто и зачем. Понятно?

– Да – да, – подхватываю я, – прекрасная идея, прекрасная! Кто – ясно. А вот зачем?

– Нужно пройти по проволочке. Чтоб комар носа не подточил. Ссылки на соответствующие документы. Разумеется, несколько фраз о необходимости совершенствования юных талантов и…

– Напиши. У тебя прекрасно получится. Особенно, ссылки.

– Правда, Андрей, напиши эту… это введение, что ли… Противно, конечно, но с другой стороны, обезопасив себя, мы сможем…

– Жалкое приспособленчество и половинчатость!

– Я устал от красивых фраз. Ты всегда меняешь дело на треп.

– Подождите! Мы действительно задумали что–то хорошее, умное, нужное. Вот увидите, через неделю у нас будет гора материалов!

– Мне бы твою уверенность… Впрочем, может, на этот раз колесо повернется в другую сторону?..

– Снег, – кричит Илья, – снег, честное слово!

Мы подходим к окну. В блеклом воздухе, едва различимые, кружатся белые паутинки. Через дорогу, за железной оградой, еще по–осеннему голо чернеют деревья парка.

– Это не снег… Скорее, предчувствие снега.

– Здорово–то как!

К концу дня общими усилиями наметив программу, пьем чай под желтым абажуром настольной лампы.

– А ты пишешь стихи?

Кивает лохматой головой.

– Рифмы мешают.

– Попробуй без рифм.

– Как Сапфо, – говорит Андрей.

– Ты вообще… против лирики?

Поглаживает бородку. В глазах пляшет желтая точка настольной лампы.

– Разумеется, нет. Как можно.

– Не обращай внимания, – говорит Илья, – я привык.