Тени забытой шестой

Дорогожицкая Маргарита Сергеевна

С отцом Георгом я почти не виделся, хотя иногда и встречал его во дворце. Он стал частым гостем в покоях светлой вояжны, и я чувствовал смутную тревогу. Что, если Шестая решила уязвить меня, навредив старику? Ибо все остальное подозрительно гладко шло по плану. Я старательно изображал полное смирение, лишь иногда поддаваясь на провокации Шестой. Так, например, чтоб еще больше унизить, она вменила мне в обязанность приносить ей ужин. Я безропотно повиновался, хоть иногда и позволял себе отпускать едкие замечания по поводу ее аппетита. Кажется, светлая

вояжна не особо поверила в отговорку про мужское бессилие, потому что одевалась так вызывающе, что мне приходилось призывать на помощь всю свою стойкость. Иногда у меня складывалось жуткое ощущение, что она догадалась о моем плане и играет со мной, как кошка с мышкой. И тогда единственное спасение было в вере. Я молился, а потом отправлялся на тайную встречу с Лу. Мы находили утешение друг в друге — отчаявшиеся заговорщики и спасители мира. Нам обоим некуда было отступать, но ей приходилось в стократ хуже. Слава Единому, что она хотя бы вновь сблизилась с Алисой и обрела в ней дружескую поддержку.

Накануне свадьбы я выбрался из дворца, чтобы прогуляться к церкви святого Николая и еще раз все проверить. На душе было неспокойно. И предчувствия меня не обманули. Никаких праздничных приготовлений. Церквушка стояла тихой и позабытой богом и людьми. Какого демона?!? Неужели Шестая посмела нарушить слово? Такого за ней раньше не водилось. Я вернулся во дворец и набросился с вопросами на обер-церемонимейстера Жерлена.

— Ее светлость будет венчаться в соборе, — спокойно ответил он. — Завтра, как и было объявлено. Чтобы успеть с его ремонтом к назначенному сроку, благодарные жители работали дни и ночи, не покладая рук.

И он уставился на меня водянистыми глазами с таким обвиняющим видом, что сразу становилось понятно, по чьей милости горожане не досыпали ночей.

— Штефский собор? — схватился я за голову.

— Хризоспасский, — невозмутимо поправил меня этот надутый индюк. — Еще ее светлость просила вам передать, что ваш подарок не слишком уместен и…

— Ну да, ну да…

Не слушая его более, я развернулся и нетвердым шагом отправился прочь. Весь мой план грозил полететь коту под хвост.

Магистр пристроил Вельку во дворец слугой, поэтому я отослал Тиштвана за книгой, которая мне якобы срочно понадобилась к завтрашней наставительной проповеди, а сам направился к Луиджии. Велька, улучив момент, тоже пробрался к нам. Последнее тайное совещание перед решающим боем.

— И вы ничего не знали, Лу?

Она пожала плечами.

— Ее светлость ничего не говорит, она только… — девушка замялась.

— Что?

— Только сама спрашивает.

— О чем? Надеюсь, вы не стали ничего ей объяснять или увещевать?

— Нет. Она все выспрашивала о Соляном замке, — Лу поежилась. — И о вас. Сотни раз заставила меня повторить все, что со мной произошло, пока я была в замке. И про императора спрашивала.

— Господи, Лу! И почему я только сейчас об этом узнаю?

— А какая разница, если завтра все… — она не закончила фразу, и несказанные слова повисли в воздухе.

Завтра все закончится. Велька откашлялся и постучал по карте Виндена.

— Так чего делать будем, фрон?

— План не меняем. Изменим точку остановки.

—

Где?

Я вгляделся в карту и проследил пальцем маршрут движения свадебного экипажа невесты и ее свиты.

— Тут, — указал я на въездные ворота. — Их надо будет украсить гирляндой из живых хризантем.

И мстительно добавил:

— Желтых, а не белых!

Глупость полная, она все равно их не увидит…

— Забудь. Белых, разумеется, белых. Гирлянда должна быть из белых хризантем. Не следует привлекать внимание.

Выспаться у меня не получилось, хоть я и устал, как собака. Разум отказывался отдыхать, лихорадочно в сотый раз прокручивая детали плана и все больше сомневаясь в оном. Страх заполз в душу, отчаяние смешалось с решимостью идти до конца. Поэтому так и получилось, что ночь накануне свадьбы я не спал, а молился и медитировал, чем привел себя в странное состояния сна наяву. Мне казалось, что я вижу свое тело как будто со стороны.

Дворец был похож на разворошенный муравейник. Императорский кортеж выдвинулся по утру, а свадебная процессия невесты должна была выехать из дворца только к полудню и через час прибыть на площадь к Штефскому собору. Золоченная карета уже ждала на подъездной аллее дворца. Расшитые рубинами шторки, стеклянная алая корона на крыше, шестерка рыжих лошадей (на самом деле пять рыжих, а одна белая, но перекрашенная), бриллиантовые уздечки, попоны из золотой парчи. Образец дурновкусия, сияющий на солнце.

Свадебный наряд вояжны весил наверное столько же, сколько и она сама. Его в ее покои внесли несколько придворных дам под строгим надзором обер-церемониймейстера.

— Фрон Тиффано, ваш экипаж уже ждет, — напомнил он мужчине в багряной мантии, пышно расшитой золотом.

Господи, да это же я… Как странно видеть себя со стороны… С виду такой спокойный и важный, только лицо нездорового зеленоватого оттенка. А если прислушаться, то можно услышать, как бурлит… нет, не страсть. Живот прихватило от страха.

— Да, я знаю. Хочу увидеть ее светлость перед…

— Она одевается!

— Тогда я подожду, — я сложил руки на груди, надеясь выглядеть солидно, но на самом деле всего лишь пытаясь унять бурю в животе. — Однако твердо намерен увидеть ее светлость.

— Зачем?

Я смерил обер-церемониймейстера взглядом, полным презрения и самой искренней муки, и издал горестный стон:

— Какое возмутительное отступничество от церковных канонов! Вы забыли, что перед венчанием должно исповедаться?

Обер-церемониймейстер стушевался, но ненадолго.

— Но сейчас уже поздно!.. Почему вы не исповедали ее светлость вчера?

— Потому что у ее светлости вчера была изжога! — раздражился я. — И она опять изволила швыряться едой в то время, как крестьянские дети от голода пухнут!

Она сидела перед зеркалом в ослепительно белом подвенечном платье. Тяжелая кружевная фата, расшитая каплями рубиновой крови, и уродливая венчальная тиара лежали на кровати. Мой свадебный подарок — большой сундук, полный книг по богословию, философии и истории, стоял не открытым. Им ожидаемо побрезговали.