Тео. Теодор. Мистер Нотт

Hashirama Senju

— Ну вот, — он улыбнулся ей. — Ты молодец. Уверен, что все понимают это так же, как я и Терри.

Обойдя их с Бутом, который уважительно кивнул ему, Тео зашагал к ступеням дверей замка, но вслед услышал ещё одну фразу.

— А правда, что Криви, Стоун и другие… ну…

— Мне жаль, но не все битвы выигрываются без крови, — тихо ответил он себе под нос, сделав вид, что не услышал её.

Глава 154

Следующие дни прошли для Теодора как в тумане. Он вставал рано утром со своей трансфигурированной кровати в башне префекта — наплевав

на правила, он оставался спать именно там и не спускался в подземную гостиную Слизерина ни разу с памятного апрельского вечера. Споро завтракал тем, что ему приносили школьные домовые эльфы. Отправлялся с помощью Дерри в Уэльс. Переодевался в подобавшее случаю облачение и отправлялся в путь.

Выступление Кингсли перед уцелевшим составом Визенгамота и всеми теми, кто желал его слушать. В первом зале на десятом уровне Министерства, в торжественном сиянии свечей при портрете древнего монарха. Шеклболт рассказал, как изменится Британия. Что суд будут вершить избранные шерифы, как в древнюю старину. Что Верхний Визенгамот станет выкупным, как Попечительский совет. Что Нижний Визенгамот будет избираться на два года в каждом из современных маггловских графств. Что аппарат Министра будет отчитываться перед чародеями и чародейками, а сам министр в будущем сможет быть избранным только из членов Визенгамота с длительностью срока не менее шести лет за прошлые года.

Его слова кем-то возносились как триумф, кем-то проклинались. Кто-то требовал вернуть старые порядки и Палату Лордов из начала века. Кто-то — распустить сборище «старых пердунов». Теодору было, в сущности, плевать на мнение всех крикунов. Его участие осталось тайным, но с некоторыми изменениями магглы действительно утвердили Шеклболту почти полный перечень тех мер, что он придумал не больше месяца назад.

Потом были похороны. Похороны тех, кто пал в битве при Хогвартсе. Кладбище Хогсмида пополнилось полусотней могил, и это были не все павшие. Кого-то забрали в семейные склепы, кого-то отправили в родовые поместья, а кого-то не нашли. Как Гарри Поттера. Мальчика, который не выжил во второй раз.

Там, на похоронах, Кингсли вновь произнёс речь. Взгляды немногочисленных студентов, нестройными рядами пришедших проститься со своими павшими товарищами — двадцатью восьмью учениками древней Школы Чародейства и Волшебства, скрещивались на его траурном лице чаще, чем хотелось бы Старшему префекту. Лёгкий весенний дождь капал в тот вечер, но ему не приходилось использовать его как замену слёз. Он действительно плакал.

Оплакивал каждого, кто принёс себя в жертву. Оплакивал каждого, кто попал на его личное кладбище «трудных решений». Коронер Тонкс и оказавшийся его тестем Римус Люпин. Друид-отшельник Короний, тот самый маг в фиолетовой сутане, и дознаватель Шепард. Их было слишком много, чтобы он не чувствовал своего участия, своей вины.

А на следующее утро «Ежедневный пророк» принёс весть о случившейся битве в первом специальном выпуске каждому магу, кто мог его получить. Теодор возблагодарил Шеклболта и Каффа, что те отложили выпуск на момент после похорон. От сотен писем он сбежал в Нору, где в глубоком трауре поблекшая и постаревшая за пару дней на десяток лет Молли Уизли долго рыдала, цепляясь за них с Джинни.

Рыдала по своему сыну, упокоенному по обычиям Уизли, в день, когда всё кончилось.

Рыдала по своей внучке, родившейся не человеком — и по проклятой вейле, что принесла эту весть в её дом уже после гибели своего мужа.

Тогда-то Теодор понял, почему Уильям не хотел, чтобы он говорил кому-либо о рождении дочери. Джинни не знала, не знали братья, знал Рональд, но его не было в Норе. Джинни шепнула, когда они вышли на улицу, в сад, передохнуть от горестной ауры колдуньи, что потеряла не одного, но сразу двоих, что шестой брат бродил по окрестностям, словно не находив себе места.

Мало утешало безутешную Молли, что стрелка Чарли Уизли на великолепных часах Артура замерла в положении «Дома». Ведь этот дом был не в Британии и не в Норе.

Корреспонденцию в школе, сотни писем, отправленных в его адрес магами Британских островов, ему помогали разбирать сразу четверо. Самозванные адьютанты, так помогшие в осенних изысканиях Пакстон и Бэддок, и брат с Гримом Фоули. Слагхорн одолжил свой вредноскоп с усмешкой, вручив со словами, что его долг жизни искуплён. Теодор не знал, когда он успел спасти жизнь декана, но неприятный осадок остался.

Ему желали чирьев и типунов на все возможные конечности за то, что он подверг учеников опасности. Проклинали матери, потерявшие своих детей и жёны, чьи мужи не постеснялись встать против сил зла. Многие благодарили его, и это было лучиком света траурному и устало-серому настроению Теодора, хлебнувшего так много горестных эмоций за такой короткий промежуток времени. Находились и те, кто обвинял его, что он не выступил раньше, пока у власти был Яксли, «легитимист» по классификации Теодора.

Сам эту статью он не читал.

В коридоре его поймал брат Колина, Деннис. Четверокурсник-магглокровка, который вернулся осенью в школу — и знал об этом — именно благодаря Теодору. Мальчик в свои пятнадцать был гораздо крупнее погибшего брата и, если бы не запреты Кэрроу, наверняка бы играл в квиддичной команде. Он сжимал кулаки и ярился, но так ничего и не сказал ему. Лишь кинул на пол газету с официально-печальным Теодором на колдографии, который отводил глаза и поправлял манжеты, будто бы признаваясь, что ему жаль. «Хорошо, что хотя бы не галстук», — подумал, узрев себя, Нотт.

Он написал письмо бабушке. Пронзительное и наполненное эмоциями, усталостью, что ему больше некому было передать. Что вкус победы оказался совсем не сладок, а весьма горек. Что груз ответственности на нём вдруг превратился в груз вины. Что он остался будто бы в чарах оцепенения, облекаемый со всех сторон взорами колдунов. Написал, выплеснул всё, что его тревожило и что на него давило, и понял. Такова была цена взрослой жизни. Той самой политической игры, которую он именно и воспринимал как игру, как шутку, но которая превратилась в жизнь. И смерть.

Это был важный урок.

И всё же он отправил письмо леди Виктории, письмо, полное горячей рефлексии, уже переставшей терзать его сознание — теперь лишь его щёки трепал холодный, словно бы снова мартовский, ветер под крышей совятни.

— Твои мозгошмыги выглядят взрослее, — печальным звоном в его ушах отозвался голос мисс Лавгуд. Луна не сражалась, но помогала раненым в Трапезном зале всю ту ночь. Её возлюбленный Рольф бился, как лев, и был ранен, но целители смогли быстро помочь ему.