Теории внимания
Шрифт:
Сейчас мне важнее то, что оно дает мне возможность свободно использовать это выражение в речи. И не просто как слова, а как способ управлять другими, заставлять их проделать вполне определенные действия. И при этом мне было бы вовсе не так легко сказать, что же я чую, знаю или понимаю, когда испытываю это чувство.
Каким-то образом я владею верхней частью собственного понятия, а все остальное скрыто в некой глубине, и попытайся я сходу дать ему определение (то есть попросту объяснить тем, кого я прошу заострить внимание, что нужно сделать), я, как говорится, «заплаваю», то есть
По крайней мере, так было бы, если бы меня попросили устно рассказать, что значит «заострить внимание». А что будет, если я то же самое понимание попробую изложить письменно?
Итак, что значит «заострить внимание»? И вообще, относится ли это к вниманию?
Начну с того, что любое, так сказать, умственное действие и даже любое телесное действие требуют внимания. Иначе говоря, внимание есть условие любой человеческой деятельности. Иначе мы либо не сделаем то, что хотели, либо погибнем. Поэтому внимание так или иначе присутствует в любом выражении, упоминающем внимание.
Следовательно, это присутствие внимания можно вынести за скобку как общий знаменатель и не рассматривать. Меня интересует не отблеск внимания в высказывании, использующем его имя, а то, описывает ли это высказывание внимание или же оно лишь использует это имя в ином значении. Но если это так, то почему используется именно это имя, а не какое-то иное. Даже такое опосредованное понимание внимания позволяет его разглядеть.
В данном случае мне кажется, что, предлагая заострить внимание, мы вообще не говорим о внимании. Заостряют внимание или предлагают заострить внимание, когда произносят речь или рассказывают о каком-то сложном произведении. Речь эта может быть и производственным заданием или инструктажем. И приказ заострить внимание сотрудников на чем-то важном отдает начальник тому подчиненному, который будет проводить инструктаж, например: «И заостри их внимание на том, что если заказ не будет получен, премий не будет!» Или: «Заостри внимание на фактах коррупции, которые ни в коем случае нельзя пропускать при проверке».
Складывается впечатление, что то «внимание», которое используется в этих выражениях, весьма подобно оружию, которое надо наточить перед боем. Даже не подозревал, что в моем сознании хранилось именно такое понятие о том, как «острить внимание».
Но остается вопрос: а что именно надо заострить, когда велят «заострить внимание»? Очевидно, что каждый раз перед человеком ставится задача не пропустить какие-то важные вещи или сделать какие-то важные действия. Иначе говоря, он постоянно должен помнить о них и быть готов в нужный миг совершить некое усилие, которое и позволит не пропустить или сделать.
Это усилие – своего рода толчок, без которого ты останешься пассивным наблюдателем, а впоследствии скажешь, как это часто бывает: «А я видел, видел это! Я даже подумал, что надо бы сказать!»
Мы все имеем органы восприятия и видим все, что происходит перед нашими глазами. Это с одной стороны. С другой – мы имеем множество знаний о том, что мы видим и как с этим поступать. Условно говоря, мы имеем множество готовых ответов на самые сложные вопросы.
Во время проведения занятий по прикладной психологии мне довольно часто приходится задавать подобные вопросы слушателям, например: «Вот знакомое вам всем явление. Скажите, а что оно значит в действительности?» Сначала люди замирают в нерешительности. Очевидно, не хотят рисковать, когда можно выказать себя дураком. Затем начинают делать предположения. В общем-то, тоже нерешительно.
А вот когда слышат правильный ответ, обязательно кто-то подпрыгивает и заявляет: «Я знал! Я так и думал! Я хотел сказать! Эх, надо было сказать!..»
Что же помешало? Та самая нерешительность? А что это такое? На верхнем уровне за ней могут стоять множественные причины, тянущиеся из культуры и личной истории человека, – что-то вроде житейской мудрости, вколоченной в сознание: не высовывайся! молчи, за умного сойдешь!
Но на уровне глубинном, где и прячется внимание, человеку не хватило не решительности, а некой силы, что толкнула бы его в ту пропасть, перед которой он стоит, колеблясь, высказывать ли свои мысли и начинать ли действовать.
Когда я требую от кого-то заострить внимание на определенных условиях, это условия задачи, которую он должен будет решить. И условия эти предполагают некое действие, которое необходимо сделать, если условие будет выполнено или узнано как совпадающее с заданным.
Вся бригада проверяющих, естественно, и так знает, что факты коррупции надо выявлять. Но кроме них в их непосредственные задачи входит множество других вещей. И пока они ими занимаются, а это работа большая и утомительная, какие-то мелочи, указывающие на коррупцию, могут быть пропущены.
Естественно, живой человек с работающим восприятием их увидит. Но не придаст значения и не назовет, не даст то имя, которое могло бы включить определенную программу действий. Этот фактик будет как-то помниться и долго мучить человека, как мучают следователя замеченные, но неосознанные детали. Он что-то увидел – и его восприятие не подвело. Но не может это использовать, не может начать действовать, пока не поймет, что же это было, что оно значило и как соотносилось со всей остальной картиной преступления.
Чтобы исключить такие болезненные состояния, начальник и дает приказ заострить внимание на чем-то определенном. Что происходит теперь в сознании подчиненных?
Теперь среди множества вещей, которые они обязаны искать и как-то обрабатывать, одна или несколько имеют особое значение. Они выделены и снабжены «программой», то есть особым образом действия, который включается не после череды умозаключений, а непосредственно после узнавания.
Следовательно, «заострение внимания» – это некая установка, которая создает особый образ действия, включающийся при узнавании того, на чем заостряется внимание. И снабжение этого образа дополнительной силой, которая позволяет преодолеть сомнения, колебания и нерешительность, проистекающие от неуверенности в себе, в том, что все узнал и понял правильно.