Теория большого взрыва
Шрифт:
В подъезде отчётливо пахло краской, побелкой и другими материалами. Несмотря на доносившийся отовсюду строительный шум, шаги на лестнице звучали гулко, а подъезд выглядел совершенно не жилым. Тем удивительнее было обнаружить на третьем этаже новенькую чистую дверь, заботливо укомплектованную ковриком, являющим собой жёстковорсную репродукцию картины какого-то известного художника. Фамилию творца далёкий от живописи двадцатого века Валдайцев так и не вспомнил, но саму картину знал, конечно.
Хотя он и не любил живопись подобного плана и предпочитал классические сюжеты и технику исполнения, но на высокохудожественный
Дослушать высококультурную трель ему не довелось: в дверном глазке мелькнула тень и напряжённый женский голос поинтересовался не слишком вежливо:
– Вы кто?
– Здравствуйте, - громко начал, решив не забывать о правилах этикета Валдайцев, и достал из кармана удостоверение. Длинная крепкая цепочка, которой оно было пристёгнуто к джинсам неудобно натянулась, но документ всё же удалось поднять до уровня глазка.
– Милиция?
– голос прозвучал ещё напряжённее.
– Нет, я коллега Григория Москвина. Мне нужно с вами поговорить.
– Кто-о?
– явно удивился голос за дверью.
– Коллега Григория Москвина, - медленно и чётко повторил, стараясь не раздражаться Вадим.
– Ещё раз покажите удостоверение, - потребовал голос.
Вадим смиренно вздохнул и выполнил требуемое. Ему было непонятно, что там можно разглядеть в глазок. Сам он как-то не удержался и из исследовательского интереса попробовал рассмотреть таким вот образом собственное удостоверение. Результат не впечатлил. Но, возможно, в его квартире в спальном окраинном районе просто глазки такие неправильные, а в этом доме наверняка всё совсем иначе, а вместо отечественных глазков ещё советского производства встроена высококлассная цейсовская оптика. Поэтому он послушно подержал удостоверение у выпуклой линзы глазка, пока замок вдруг не щёлкнул.
– Проходите.
На пороге стояла невероятная красавица. Сначала Вадим увидел только густые вьющиеся волосы, лёгкую улыбку на пухлых губах и яркие глаза. Мелькнула мысль: ещё бы Гриша не влюбился, тут любой бы не устоял, не то что мальчишка. Девушка была одета, словно недавно вернулась откуда-то. Вадим вскользь удивился и порадовался тому, что всё же застал хозяйку дома. Красавица призывно поманила Вадима за собой и пошла вперёд по длинному светлому коридору, словно демонстрируя свои прочие достоинства и давая гостю ими налюбоваться. Но первое потрясение у скептически настроенного Валдайцева уже прошло. И он стал замечать недостатки: не слишком изящную походку, коротковатые ноги и чересчур длинную для таких ног спину. Поэтому, когда хозяйка, ввела его в большую комнату, он уже был способен воспринимать её адекватно.
– Что вы хотите?
– не утруждая себя вежливостью, поинтересовалась девица, устроившись на белоснежном кожаном диване. Поза её при этом показалась Валдайцеву крайне неудобной, но, конечно, весьма завлекательной. Чего это она? Всегда так сидит или почему-то решила произвести впечатление именно на него?
– Здравствуйте, Карина, - сдержанно начал Вадим.
– Я коллега вашего знакомого,
– Коллега?
– хмыкнула хозяйка.
– Я умею читать и немного разбираюсь в званиях. Григорий — лейтенант, а в вашем удостоверении написано, что вы подполковник. Нет, вы коллега, конечно, но ещё и начальник. Правильно я понимаю?
– Да, - кивнул Вадим, - но это в данном случае неважно.
Девица вскинула бровь:
– А что же важно?
– Важно то, что Гриша вас любит, Карина. И ему сейчас тяжело.
– Что же я могу поделать?
– вроде бы удивилась хозяйка. Но Валдайцеву показалось, что если её что и удивляет и интересует, так это цель его визита. А вот Гришина судьба её явно не волновала. М-да, всё оказалось плохо, очень плохо. Он-то до последнего надеялся, что чувства у Григория и его любимой всё же взаимны и что они просто поссорились. А если так, то их можно помирить. Этим он занимался уже не раз и с иронией называл себя «штатным мирильщиком отдела».
Влюблённые они такие. Вечно ссорятся из-за пустяков, а потом страдают и ждут, кто им поможет помириться. Вот он и помогал. Чего ж не помочь, если от этого его подчинённые станут счастливее?
Вот, например, недавно поссорился один из его подчинённых с женой. И казалось бы из-за чего — из-за имени, которое они собирались дать новорождённому сыну. А ведь разругались всерьёз. До того, что молодой отец начал беспокоить сослуживцев бледным видом, долгими тяжкими вздохами и тоской во взоре.
Что делать? Валдайцев выбрал время, когда молодой отец был на работе, и поехал разбираться. Выяснилось, что мать мальчика хотела назвать мальчишку Филиппом, а муж ни в какую. Упёрся — и всё. А почему — не объясняет. Разобраться помогла старшая сестра упрямого отца. Оказалось, у него с этим именем ассоциация была плохая: имелся в далёком детстве неприятный эпизод, когда будущего офицера сильно и обидно поколотил мальчишка, которого звали именно так. Жене он об этом рассказать постеснялся, а сестра о самом эпизоде помнила, но причинно-следственную связь не уловила. Зато её сразу же уловил Валдайцев. После чего он с глазу на глаз поговорил с женой своего сотрудника. Та всплеснула руками, пожалела бедного обиженного мальчишку, который, оказывается, до сих пор жил в её муже, и согласилась на предложенное имя Родион. В итоге счастливы были все. Особенно Валдайцев, который теперь мог спокойно смотреть на то, как его сотрудник перед дежурством заряжает пистолет боевыми патронами, и не опасаться неадекватного поведения. Та ссора была смешной и трогательной. А ещё легко преодолимой.
Но сейчас перед ним сидела молодая женщина, которая не любила. Причём — Вадим был уверен в этом — ни дня, ни минуты не любила Гришу Москвина. Зачем-то он был ей поначалу нужен, а потом то ли разочаровал, то ли нужда прошла. И она с лёгкостью избавилась от ставшего обузой парня.
Гриша рассказал Вадиму, как это было. И Валдайцев оторопел от такого равнодушия. Карина просто приехала в центр, чтобы походить по магазинам, а заодно зашла к Грише и сообщила новость. Тот стоял на посту, и даже нормально поговорить они не могли. Но Карине это и не нужно было. Она просто сообщила о своём решении и ушла, оставив парня одного справляться с горем.