Теория большого взрыва
Шрифт:
Когда Вадим представлял себе эту ситуацию, он почти ненавидел женщину, которая думала только о себе, и жалел, очень жалел бедного Гришу. Это тридцатидвухлетний Валдайцев понимал, что ничего хорошего из таких отношений получиться не могло, что расставание в таком случае — лучший и наименее болезненный выход. Но Гриша, которому было на десять лет меньше, ничего такого не знал и не понимал. И просто умирал от любви и горя.
Глядя на Карину Вадим скрипнул зубами:
– Поделать вы ничего не можете. Ведь, насколько я понимаю, Григория вы не любите.
– Вы всё правильно понимаете, - Карина улыбнулась беглой лукавой улыбкой уверенной в своей неотразимости
– В таком случае, разрешите откланяться. Зря я вас побеспокоил.
– Вадим встал и направился к выходу.
– Подождите, - окликнула его хозяйка.
– Да?
– Может быть, кофе или коньяку?
Валдайцев не сдержался и невежливо хмыкнул:
– Считаете, что подполковник — это лучший вариант, чем лейтенант?
– и с интересом посмотрел на Карину: как среагирует? Рассердится? Оскорбится? Пошлёт его куда подальше?
Держать удар та умела неплохо:
– Однозначно.
– Хотите произвести рокировку?
– снова хмыкнул Вадим.
– Почему бы нет? Или у вас есть возражения?
– Есть. И много, - покачал он головой и снова направился к выходу.
– Скажите Григорию, пусть приедет и заберёт свои вещи, - сказала хозяйка в его спину.
– Соберите их, и я сам заеду, - остановился он на пороге.
– Хотите ещё раз повидаться?
– по привычке кокетничала Карина.
– Хочу пощадить нервы своего коллеги.
И зачем-то добавил:
– Он ещё станет подполковником. И даже больше. А вот вы доброй — никогда. Всего хорошего.
– И вам не хворать, - в её голосе послышалось раздражение.
– За вещами заезжайте не позднее четверга. Не успеете — выкину на ближайшую помойку.
– Договорились. В четверг вечером приеду.
– Только перед этим позвоните, - хозяйка взяла с придверного столика белый прямоугольник с золотым тиснением и сунула ему в руки.
– Карина Козырева, - прочёл Вадим вслух на лестнице, - дизайнер, декоратор, художник.
Он сунул визитку в портмоне и громко и протяжно вздохнул:
– Вот только дизайнера и иже с ней мне сейчас и не хватало.
Глава седьмая. Ангел
Подружки-коллеги иногда, сокращая имя, называли её Ангелом. При этом характер у Ангела был далеко не ангельским. Это было понятно всем, кто общался с ней хотя бы полчаса. А уж тем, кто Ангелу по каким-то причинам не понравился, - и подавно. В этом случае, любимое её оружие — сарказм — извлекалось из ножен молниеносно и использовалось непрестанно. Мало кто мог выдержать подобные «ковровые бомбардировки» больше пяти минут, а большинство ретировалось ещё быстрее. Правда, к чести Ангелины, нужно сказать, что человеком она была добрым. А годы работы в школе сделали её ещё и довольно терпимой. К чужим недостаткам (а уж к своим и подавно) она относилась преимущественно снисходительно, и по-настоящему раздражали её очень немногие.
Если же она кого любила, так тоже взахлёб, всем своим существом и с полной самоотдачей. Круг людей, которые удостоились такой чести, был узок, не считая, конечно, всех учеников, бывших и нынешних. Вот их-то, абсолютно всех до единого своих мальчишек и девчонок она обожала и принимала такими, какие они есть. На её памяти за восемь лет работы в школе не случилось в жизни Ангелины Николаевны Нарышкиной ни одного ученика, которого бы она не полюбила. Маленькие, трогательные, наивные и растерянные первоклашки располагались в её сердце раз и навсегда. Осваиваясь в школе и подрастая, они, разумеется, менялись. Но не менялось отношение к ним их классного руководителя.
Люди, знакомые с Ангелиной шапочно или по каким-либо причинам попавшие под огонь её остроумия, очень удивлялись, узнав, что эта яркая, запоминающаяся девушка работает в школе. Если они это удивление высказывали ей, то Ангелина неизменно отвечала:
– Не знаю, как в остальных школах, а у нас других не держат.
Это было правдой. Их необыкновенная директор Полина Юрьевна Морозова с её фантастическим чутьём на людей умудрялась собирать под своё крыло лучших учителей, каждый из которых был не только замечательным специалистом, но и неординарным, интереснейшим человеком. Случайные люди попадали к ним редко, да и не задерживались надолго: школа отторгала их естественно и быстро. А вот Ангелина как пришла, так и осталась: в этой удивительной школе она чувствовала себя на своём месте. И — чего греха таить — сама понимала, что, раз уж её школа не отторгает, значит, она, Ангелина, несомненно принадлежит к касте избранных. И это не столько льстило её самолюбию, сколько давало возможность радоваться правильности избранного пути. А что для Ангелины было очень важно, так это осознание: жизнь проходит не зря.
– Вы больше похожи на актрису, чем на учителя, - сказал ей как-то очередной поклонник.
– Любой хороший учитель — всегда немного актёр, - тонко и многозначительно улыбнулась Ангелина и не удержалась, не стала скромничать:
– А я хороший учитель.
И это тоже было правдой. Во всяком случае, по мнению её учеников и коллег.
Ангелина и сама частенько ловила себя на том, что на уроках, да и во время перемен тоже играет. И на что — на что, а на скуку или однообразие окружающие её люди пожаловаться не могли. «Образов» и «лиц» в арсенале артистичной Ангелины Николаевны было великое множество. И она их пускала в ход регулярно и с большим удовольствием не только для себя, но и для оказавшихся рядом.
– Линка, - иногда смеялась её мама, - в тебе погибла великая актриса.
– И ничего подобного, - не соглашался папа, - она в ней живёт, цветёт и пахнет.
– Именно, - загадочно улыбалась Ангелина.
Наверное, ещё и поэтому она с такой лёгкостью согласилась на предложение Рины. Ей нравилось примерять новые роли, особенно те, которых в её обширном репертуаре пока не имелось. Кем-кем, а вот богатенькой богемной особой она ещё не была. Не жила в огромном лофте и не пила кофе на террасе с видом на исторический центр.
Нельзя сказать, чтобы ей этого очень хотелось. Её вполне устраивала их скромная квартира в доме у Кольца, в которой она жила с родителями и младшей сестрой. А уж как нравился вид на два небольших пруда и «заМКАДные» леса! Когда-то в детстве они с друзьями катались на льду одного из прудов на коньках, а за Кольцевую дорогу ходили по выходным на лыжах. Там были отличные горы, с которых семилетняя отважная Ангелина слетала вслед за своей ловкой спортивной мамой. И это было счастье, про которое ей до сих пор было приятно вспоминать, глядя из окна вдаль.