Теория Игры
Шрифт:
Никита уже хотел что-то сказать, когда имплант буквально взорвался аварийными сообщениями о ментальной атаке, лезвие, словно у него был собственный разум плавно отделило голову инопланетника от тела, и сразу всё кончилось.
Устойчивость к ментальным атакам повышена на 50%. Уничтожен мастер-координатор подсети шагран. Включите самоликвидатор опорной базы и получите пять пунктов прогресса в качестве премии.
— Ну уж нахрен.
— Повтори, не слышно. — Раздался
— Я закончил. — Никита вышел в коридор, и оглянулся на ряд распахнутых дверей и клочья инопланетной слизи повсюду.
Через двадцать минут, пункт связи осмотрели сапёры, а ещё через десять, рядом сели целых три Ми-6 с большими шишками на борту, среди которых оказался сам Агуреев вместе с Косыгиным и всё закрутилось.
Начмед, внимательно осмотрел Никиту и махнул рукой.
— Всё, гуляй. Ещё на тебя время тратить. — Он ткнул пальцем в рваную дыру в камуфляже. — Это что? Дырка. А под ней что? Кожа без малейших следов повреждения. Так что иди отсюда, симулянт.
Руководство страны брезгливо прошлось по мясокомбинату устроенному Никитой, и оттирая модельные ботинки об траву, негромко переговаривались, стоя тесным кружком в составе Министр обороны, Председатель КГБ, генеральный секретарь Партии, и глава Верховного Совета.
Никита, сидел на БТРе бесцельно глядя в серое небо, когда его позвали.
— Добрый день. — Никита кивнул всем, и остановился, ожидая продолжения.
— Как настроение, как самочувствие? Жалобы есть, а может просьбы какие? Косыгин смотрел твёрдо, но не строго, а скорее с любопытством.
— Всё в порядке, товарищ председатель верховного совета. — Никита кивнул. — Всё вроде есть и даже сверху.
— Ну нет. Мы так не можем. Подросток, в одиночку идёт и делает работу для которой мы создавали целое подразделение, да ещё попутно спасает раненых офицеров… Кем же мы себя будем чувствовать если оставим такое дело без награды?
— Так ещё будет сколько, товарищ Косыгин. — Никита развёл руками. — Твари эти, вон, как в нас вцепились. С мясом выдирать приходится.
— В сорок первом мы тоже ордена вручали. — Негромко бросил Агуреев. — Победа будет за нами, но отметить подвиг мы просто обязаны. Вон, твоя полёвка вся в тряпки превратилась, от дыр. Тоже видать перепадало и немало.
— Да, как-то само собой выходит.
Мужчины негромко, но с чувством рассмеялись.
— Мы эту дрянь уже лет десять воюем. Пару раз, когда кровью умылись, атомные заряды сбрасывали, а раз пять просто шлифовали всё в ноль, БШУ[1]. Но вот так, чтобы с трофеями, это вообще считанные разы. А с тобой — постоянно. — Веско произнёс маршал Устинов. — Он помолчал. — тут ко мне наши парни из ГРУ как-то приходили, всё тыкали в бумаги, говорили, что человек так двигаться не может, и вообще из клинического идиота гений не вырастает. И знаешь что я им ответил? Да, возможно тебя и подменили где-то, но пока они там сверяют графики и чертят схемы, ты идёшь и спасаешь людей. А чёрт там или бог, мне вообще наплевать.
— Да и мои суетились как-то. — Председатель КГБ усмехнулся. — Отправил делом
— Да чем его наградить? — Агуреев пожал плечами. — Квартиру только что дали, машину — рано, оружие наградное, вон, уже парни подсуетились организовали ему наградной кинжал. А так… Ну разве что орден Красного Знамени? А? Товарищи?
— Ну. учитывая, что эта база не последняя, то можно. — Председатель кивнул и улыбнулся Никите. Уверен, что, если всё так пойдёт, будешь ты у нас героем Советского Союза. Но по секретности, всё оформим по-взрослому. Хоть и не по закону, но тут уж не до буквы.
Домой Никита вернулся только на следующий день, так как пришлось лечить всех зараженных найденных в старом бункере. Сроки у всех были относительно небольшие, от трёх месяцев, но людей собрали много, и всё это заняло ещё сутки.
Для руководства школы, Никите выдали грозную бумагу от КГБ, с подписью самого председателя — что-то среднее между охранной и почётной грамотой, на которую благовейно взирали всем учительским коллективом и всеобщим решением разрешив посещать занятия «не в ущерб службе», отправили на занятия.
И только отсидев пару уроков, Никита понял, что смертельно устал. Штурм бункера, поток отравленных, казавшийся бесконечным, голоса ставшие вдруг гулкими словно звучали в трубе, и противный вкус собственной крови на языке.
Хотелось бросить всё, но где-то там, в ряду тел, ожидающих лечения, лежала совсем молодая мама, с двумя девочками, и Никита, сцепив зубы, работал, пока младшая из троицы не открыла глаза, сразу поймав его руки своими ладонями, что-то прошептав, вздохнула и заснула нормальным сном.
Оттуда, из палатки полевого госпиталя обычная жизнь казалось совершенно нереальной. Портреты, одноклассники, уроки, книги, и единственное что их объединяло — он сам и нейроимплант внутри.
А тридцать баллов пришлись весьма кстати, и он долго возился с системным калькулятором прикидывая, что ему нужно в первую очередь, а что во вторую и так далее.
В итоге, двадцать пунктов влил в эфир, распределив остальное примерно поровну.
Новой темой стало обучение фехтованию. Найденный Штурминым дедушка — казак, учил Никиту как правильно держать шашку, как вести удар и прочим премудростям, чего ему очень не хватало там в старом подземелье.
Новость о награждении Никиты орденом Красного Знамени, ажиотажем не стала, но слухов породила море, в основном по причине крайне скупой формулировки награждения, как за «Защиту социалистического отечества и за спасение людей».
Личность Никиты Калашникова стала поводом для совсем приватной беседы нескольких московских джентльменов, в загородном доме, у зажжённого камина, за бокалом отличного французского вина.
Хозяин дома — самый старый среди собравшихся — совершенно седой мужчина с длинными волосами, убранными в хвостик, сером твидовом костюме, и с огромным белым котом на коленях, говорил негромко, но звучно и чётко словно актёр, не отрывая взгляда от огня, плясавшего в камине.