Теория Игры
Шрифт:
Уничтожив сумку с камуфляжем и оружием в тёмном переулке, Никита вернулся домой. К счастью у Веры гостил её избранник, и девушке было вообще не до чего. Поэтому она, судя по её виду, не заметила ни взъерошенного вида брата, ни его усталость.
Утром он встал в одно время с сестрой и пока та плескалась в большой ванной, смывая ночные грехи с женихом, приготовил омлет, сварил кофе, заварил свежий чай, и к её выходу, в облаках водяного тумана, он уже поел, покидал учебники и тетради в портфель, и одевался в прихожей.
— Я сегодня до вечера! — Крикнула Варя из кухни. — У нас репетиция СТЭМа[2].
— Я тоже. —
— Не влезай никуда! — Строго произнесла сестра, выглянув в проход. — А то вчера появился такой… словно из окопа. Но подозрительно чистый.
Никита картинно вздохнул, и прижав руки к груди в покаянном жесте, вышел на улицу.
Первый в этом году снег, кружился в воздухе, и таял, упав на асфальт, задерживаясь только на пожелтевшей траве. Москвичи спешили на работу и учёбу или возвращались с ночной смены. В метро его встретила привычная толчея, и гудящий эскалатор потащил вниз, к поездам.
Привычно контролируя ситуацию, увидел, как мужчина, вроде как случайно притеревшийся к женщине, залез к ней в сумочку, и почти не раздумывая толкнул в сторону вора шарик молний. И в самый критический момент, когда рука карманника уже погрузилась в сумку, его охватили судороги и естественно он стал дёргать рукой прямо в сумке, от чего случился большой шум, скандал, с последующим выниманием воришки из вагона, для знакомства с милицейским патрулём.
Взгляды всех пассажиров скрестились на воре и его жертве, и только высокий седовласый мужчина в светлом пальто, коричневой шляпе и белоснежном шарфе, укоризненно покачал головой глядя Никите прямо в глаза. Не беспокоясь ни секунды, о том понимает ли его визави, молча, одними губами произнёс:
«Мы не вмешиваемся в дела людей»
На что Никита усмехнулся и ответил жёстким тяжелым взглядом человека, за спиной которого уже собралась приличная горка трупов.
«Я живу по советским законам»
На лице седого нарисовалось неподдельное удивление, и он сделал подзывающий жест пальцем, словно генерал обращался к рядовому.
В ответ Никита посмотрел на мужчину как на придурка, и отвернулся. Ну в самом деле, не разбивать же ему лицо из-за такого пустяка?
Зафиксирована ментальная атака нижнего уровня. Рекомендую разорвать дистанцию, либо атаковать цель.
И чтобы у Никиты не оставалось сомнений, подсветила седого алым абрисом.
Двигаясь к выходу, он развернулся и проходя мимо, нанёс хлёсткий, молниеносный и сокрушительный удар в грудь, заставив седого замереть и тараща глаза в пространство пытаться протолкнуть воздух, ставший вдруг твёрдым словно кусок камня.
Выходя из вагона, Никита вежливо поклонился седому, приподняв кепи, и не забивая голову такими мелочами, пошёл вперёд, вспоминая что задавали на сегодня.
А вот Виктор Семёнович Маслов, пятьдесят пять лет, уроженец города Саратова, неженат, не привлекался, не судим, не состоит, не был, наконец-то смог справиться с болевым спазмом, и слегка подволакивая ноги, двинулся на выход из вагона, собираясь выйти на следующей остановке.
Он, как Старший Москвы, уже в течение десяти лет, и представить себе не мог, что кто-то, вот так. походя отобьёт его «Зов», и атакует чистой физикой с такой силой, что тот за малым чуть не сдох.
Первым движением Виктора Семёновича
Существовала ещё одна сложность. Соглашение между людьми, объединёнными в Большой Круг, и государством основывалось во многом на сложной системе сдержек, противовесов, устных договорённостей и взаимного игнорирования. И любая атака на подростка — орденоносца может быть воспринята как поступок, нарушающий соглашения. И тогда всё резко станет очень плохо. Никаким магам, пусть они даже очень сильны, не тягаться с армией. Танковый снаряд разорвёт любого старшего в брызги, а Великого просто убьёт. И если страна может запросто пойти на гибель пусть даже многих десятков тысяч, разменяв жизни магов по курсу один к ста, то Круг просто перестанет существовать. Эфир на Земле струился тончайшими ручейками, и каждый маг, без преувеличения становился игрой природы и нарушением ряда природных законов.
Через три дня, отсидев положенные шесть уроков. Никита бросил взгляд на часы. До тренировки оставалось два часа, но следовало поспешить. Мастер не любил опоздавших, и минимум что ждало за не приход вовремя — сто отжиманий на кулаках и десять кругов по залу. И не то, чтобы существенная нагрузка, но просто тупая потеря времени. Поэтому Никита предпочитал приезжать пораньше, спокойно переодеться, размяться и приступать к занятиям.
На выходе из школьного двора его вдруг остановил усатый чернявый мужчина явно южной национальности, с характерной кепкой — аэродромом на голове, и в белой овчиной дублёнке.
— Э, стой. Ты Калашников?
— Вы ошиблись товарищ. — Никита поправил сумку на плече, и свернул в сторону, собираясь обойти усача, как тот схватил его за плечо, и потянул к себе.
— Э! Да! Ты мне тут зачем обманываешь! — Я чичас тебя…
Что именно собирался сделать южанин, Никита не дослушал, крутанувшись на пятке и легко ударив горца ладонями по ушам, от чего тот сразу потерял свою кепку и ориентацию в пространстве, после чего, остекленев взглядом уселся в грязь.
Волга-такси, что привезла грубияна стояла рядом, и за трояк сверху, водитель не стал дожидаться клиента, а повёз Никиту домой переодеваться.
Тренировка прошла как обычно, за исключением групповых боёв, где двое парней Никиту очень грамотно подловили, и опрокинули на маты, после чего он вполне серьёзно поклонился обоим, благодаря за урок.
На выходе, прямо в холле Академии, к нему вдруг подошёл седой полноватый мужчина и раскрыл перед глазами Никиты красную книжечку.
— Комитет государственной безопасности, специальный отдел, полковник Дмитрий Сергеевич Батин. — Вслух прочитал Никита, и кивнул. — Слушаю вас, Дмитрий Сергеевич.