Теория квантовых состояний
Шрифт:
Мы вышли на аллею, которую с одной стороны подпирал университетский палисад с крашенными кирпичными столбами и копьеверхими стальными секциями над цокольной плитой, а с другой припорошенная снегом полоса газона с липами с белыми крашенными стволами. Дорожка убегала далеко до самого перекрестка, где маячили разноцветные огни проезжей части.
Азар вежливым жестом предложил мне пройти. Я двинулся по аллее, тем более направление вело в том числе и к остановке моего автобуса. Внутренне при этом я уже смирился, что автобус, это вероятно совсем не то обстоятельство, которое уготовил для меня Азар. В этой ситуации, равно как и во всех предыдущих,
Какое-то время мы шли бок о бок молча. Азар отнюдь не был менее разговорчив, чем Никанор Никанорыч, просто блистал он словоблудием как-то более направленно, точечно, что ли. На этот раз разговор завел я.
– Вы упомянули, что вы не из нашего города?
– Дорогой мой, Борис Петрович, – немедленно ответствовал Азар. – Лично я считаю, что гораздо более короткого знакомства , чем наше с вами достаточно, чтобы определить, откуда человек родом. Возьмем, к примеру, вас. Я вижу в вас совершеннейший образчик жителя города N. Со всеми его достоинствами, недостатками, наивностями и дырами понятийно-ценностного аппарата. Говор местный, если хотите, акцент даже легкий у вас имеется. Посему признать меня местным невозможно ну совсем никак. А вот взялись бы вы угадать мое происхождение?
Я пожал плечами.
– Нет. Сказать по правде ваша привычка говорить и манеры, отличают вас от всех, с кем мне приходилось общаться. Поэтому отнести вас к какой-то конкретной местности или национальности я не могу.
– Умение маскироваться – одно из примечательнейших качеств современного человека. Я овладел им в совершенстве в Пруссии.
Насколько мне не изменяла память, на современной карте не было такой страны.
– Хотя – вру! – тут же поправился Азар, – Пруссия, Пруссия… Нет. Случилось это в одном далеком восточном государстве, настоящее название которого искажено переплетением языковых групп настолько, что не стоит о нем и говорить.
Он похоже счел свое рассуждение подходящим ответом, потому что снова замолчал.
– Вы много путешествовали в свое время? – опять, как бы невзначай, спросил я.
– Прескверный вопрос, Борис Петрович. Ну разве можно обращаться к кому бы то ни было формулируя вопрос таким образом? Что значит это ваше «в свое время», позвольте спросить? То есть сейчас уже не мое время, так что ли? Некрасиво, Борис Петрович. Иной бы оскорбился. Я, однако, понимая, что вы это не со зла, а исключительно по причине технического своего прошлого, отвечу: да, ой как много! Так много, что ни в какой голове не уложится. Ни в вашей, ни в убеленной сединами, взлохмаченной голове любимого вашего Альберта Эйнштейна. Не без гордости могу добавить, что совсем немного найдется уголков на Земле, на которые не ступала бы моя нога.
Я вспомнил про словоохотливого Никанор Никанорыча и подумал, что тот ответил бы на этот вопрос точно так же. Много слов и крупица смысла. Разница между этими двумя была в том, что Никанор Никанорыч нарочно выставлял себя в некотором курьезном свете, Азар же напротив, был не прочь блеснуть знанием и погордиться собой.
Раз уж отказался Азар делиться со мной информацией относительно себя и нашей прогулки, то я подумал о том, что можно поиспользовать его хотя бы как историка:
– Может быть, пока мы идем «туда, не знаю куда», вы расскажете мне об «объекте моих поисков», о древнем Вавилоне? – спросил я.
Азар с хитрецой покосился на меня.
– Я пожалуй приподниму частично завесу. Идем мы повидать одну нашу с вами старую знакомую.
Я ждал продолжения, но Азар замолк на несколько мгновений. После чего перескочил на другую тему.
– Однако вы совершенно правы, предлагая скрасить ожидание разговором о теме ничуть не менее трепещущей, хотя и старой, и многими позабытой: Вавилонское царство в древнем Двуречьи.
Такова уж была необъяснимая природа моих новых знакомцев, что говорили они только когда считали нужным, в остальное время лавинообразно сыпля историческими фактами, своими же афоризмами и прочей белибердой, словно смеясь над избирательной забывчивостью человеческой памяти.
Азар вдруг встал. Мы были на полпути к перекрестку, освещаемые только тусклым оконным светом с разных сторон аллеи – третьего здания моего университета и зданием медицинского университета с обратной стороны проезжей части. Наш университет выигрывал с отрывом по количеству горящих окон.
– Я предложу здесь остановиться ненадолго, Борис Петрович. По двум причинам. Во первых, если уж решили заговорить мы об исторических событиях, к которым я питаю профессиональную слабость, то делать это за ходьбой не очень удобно, а даже и вредно, ибо не позволяет в должной степени заострить внимание. Ведь точка зрения, которую вы услышите, будет отличной от той, к которой привыкли ортодоксальные историки. Ну а во-вторых, ввиду того, что надлежит нам стать свидетелями и участниками некоторых обстоятельств, которые назвал бы я зауряднейшими, если б, Борис Петрович, не вы, то я считаю своим долгом взбодрить себя в предвкушении. А это ничто не сделает лучше, чем рюмочка замечательного французского коньяку из одноименного города.
Азар снова плутовски поглядел на меня, после чего приподнял свой дипломат… Я только сейчас обнаружил, что Азар в какой-то момент времени обзавелся этим удивительным и несколько устаревшим аксессуаром – дипломатом. Совершеннейше точно я был уверен, что от читального зала до фойе, никакого дипломата при Азаре не было. Да и после того, как облачились мы в верхнее, не припоминал я никакого дипломата. Вышли мы из университета, доставал Азар часы. Я не мог вспомнить, где же в это время была вторая его рука. Теперь же блестящий черный кейс, с гладкой костяной ручкой, словно бы непосредственно состоял в родстве с аккуратнейшим, худым Азаром и его длинным, до пят, пальто, такой же идеальной черноты.
– Дипломат, – произнес я мрачно. Наверное таким же тоном в средневековье читался аутодафе, приговор испанской инквизиции.
– Попрошу, Борис Петрович, не принимать близко к сердцу. Исключительно по необходимости используется сия принадлежность деловой части граждан. Не в кармане же прикажете коньяк носить, право слово.
Щелкнув хромированными замками, Азар отворил дипломат ровно настолько, чтобы невозможно было увидеть что в нем и снова каверзно глянул на меня. Сунувшись в пугающую тьмой щель, он извлек оттуда тонкую, продолговатую бутыль без этикетки и две миниатюрные металлические рюмки на тонких ножках, ловко удерживая все это одной рукой.