Теософические архивы (сборник)

Блаватская Елена Петровна

Между тем, с этим моим знанием о моем существовании связано и кое-что еще. Я чувствую, что неотделимо от жизни и другое знание, тесно связанное с ней; а именно, что помимо меня самого, я окружен целым миром живых созданий, обладающих, как и я сам, тем же самым инстинктивным пониманием своих особенных жизней, и что все эти создания живут ради своих собственных целей, которые чужды мне; что эти создания не знают и не стремятся узнать ничего о моих претензиях на некую исключительную, особенную жизнь, и что все эти создания, чтобы достигнуть успеха в своих целях, готовы в любой момент уничтожить меня. Но это еще не все. Наблюдая умирание созданий, во всем похожих на меня, я также знаю, что и меня в том числе – это

прекрасное МЕНЯ, единственное, в котором представлена жизнь – также ожидает скорое и неизбежное разрушение.

Все это выглядит так, как если бы в человеке было два «Я»; и они никогда не могли жить вместе в мире; как если бы они находились в вечной борьбе, и всегда пытались изгнать одно другое.

Одно «Я» говорит:

– Я одно живу, так как должно жить, все же остальное лишь кажется, что живет. Поэтому весь raison d'^etre [смысл, франц. ] вселенной состоит в том, чтобы было удобнее жить этому Я.

Другое «Я» отвечает:

– Вселенная существует вовсе не ради тебя, но для своих собственных задач и целей, и она мало озабочена тем, чтобы знать, счастливо ли ты или нет.

Жизнь после этого омрачается!

Одно «Я» говорит:

– Я хочу лишь удовлетворения всех моих желаний и потребностей, и именно для этого мне нужна вселенная.

Другое «Я» отвечает:

– Все животные живут лишь ради удовлетворения своих желаний и потребностей. Эти желания и потребности животных удовлетворяются за счет других животных и с ущербом для них; отсюда и бесконечная борьба между животными видами. Ты – животное, и потому ты должно бороться. И все же, сколь бы ни преуспело ты в своей борьбе, остальные борющиеся создания рано или поздно одержат над тобой верх.

Становится хуже! жизнь наполняется кошмаром…

Но самое ужасное то, что одно «Я» говорит:

– Я хочу жить, жить всегда».

А другое «Я» на это отвечает:

– Вне всякого сомнения, ты можешь умереть через несколько минут, как умрут также и все те, кого ты любишь, ибо и ты, и они – все вы претерпеваете разрушение с каждым движением ваших жизней, приближая таким образом все ближе страдания, смерть, все то, что ты так ненавидишь и чего боишься больше, чем чего бы то ни было.

Хуже уже некуда…

Изменить такое состояние невозможно… Можно не двигаться, не спать, не есть, даже не дышать, но никто не может не думать. Я думаю, и эта мысль, моя мысль, отравляет жизнь мне, как некой личности, на каждом шагу.

Человек может начать сознательную жизнь не раньше, чем это сознание станет повторять ему непрестанно, без передышки, снова и снова, одну и ту же вещь.

– Жить той жизнью, которую я вижу и чувствую в своем прошлом, жизнью, которую ведут животные и многие люди, жить таким образом, благодаря которому ты стал тем, кто ты есть сейчас, – дальше невозможно. Если бы ты попытался сделать это, ты никогда бы не смог избежать борьбы со всем миром созданий, которые живут так же, как и ты – ради своих личных целей; и в дальнейшем эти создания неизбежно убьют тебя…

И с этим ничего не поделаешь. Остается лишь одно, и это всегда приходится делать тому, кто, начиная жить, переносит свои цели вовне самого себя и стремится достигнуть их… Но сколь бы далеко не поместил он их от своей личности, как только его ум проясняется, никакая из этих целей не сможет его удовлетворить.

Бисмарк, объединивший Германию и ныне правящий в Европе (если в его уме есть хоть какое-то понимание последствий его деятельности), должен понимать – как понимает его личный повар, приготавливающий обед, который будет с аппетитом съеден в урочный час – то же самое неразрешенное противоречие между суетностью, тщеславием и глупостью всего того, что он сделал, и вечностью

и разумностью того, что существует всегда. Если они лишь взглянут на это, оба они увидят это с одинаковой ясностью; во-первых, что сохранение в неприкосновенности обеда князя Бисмарка, так же как и могущественной Германии, происходит единственно по следующим причинам: первого – благодаря полиции, а второго – благодаря армии; и лишь до тех пор, пока над ними обоими сохраняется тщательный надзор. Потому что есть голодные люди, которые охотно съели бы этот обед, и народы, которые с радостью стали бы столь же могущественны, как Германия. Во-вторых, что ни обед князя Бисмарка, ни мощь Германской империи, не только не соответствуют целям и назначению универсальной жизни, но что они находятся в вопиющем противоречии с ними. И, в-третьих, что как тот, кто варит обед, так и мощь Германии, очень скоро умрут, и что так же скоро исчезнут и обед, и Германия. И сохранится одна лишь вселенная, которая никогда не уделяла ни одной мысли ни обеду, ни Германии, и в наименьшей степени думала о тех, кто «сварил» их.

Как только интеллектуальное состояние человека возрастает, он приходит к идее о том, что никакое счастье, связанное с его индивидуальностью, не является достижением, но есть лишь необходимость. Индивидуальность – это лишь то начальное состояние, с которого начинается жизнь, и конечный предел жизни…

Меня могут спросить: где же тогда начинается жизнь, и где ее конец? Где кончается ночь, и где начинается день? Где на морском берегу кончаются владения моря, и где начинаются владения суши?

Есть день, и есть ночь; есть суша, и есть море; есть жизнь, и есть отсутствие жизни.

Наша жизнь, как только мы начинаем осознавать ее, – это подобное маятнику движение между двумя крайностями.

Одна крайность – это некое абсолютное безразличие к жизни бесконечной вселенной, энергия, направленная только на удовлетворение потребностей своей собственной индивидуальности.

Другая крайность – это полный отказ от этой индивидуальности, величайшая забота о жизни бесконечной вселенной, в полном согласии с ней, перенос всех наших желаний и доброй воли с себя самого на эту бесконечную вселенную и все создания, которые находятся вокруг нас. [384]

384

Короче говоря, это как раз то, что для теософов означает «прожить данную жизнь».

Чем ближе к первой крайности, тем меньше жизни и счастья, чем ближе ко второй – тем больше жизни и счастья. Поэтому человек все время движется от одной цели к другой, то есть, он живет. ЭТО ДВИЖЕНИЕ И ЕСТЬ САМА ЖИЗНЬ.

И когда я говорю о жизни, знайте, что представление о ней неразрывно связано в моей концепции с идеей сознательной жизни. Мне, как и любому другому человеку, неизвестна никакая иная жизнь, кроме сознательной.

Мы называем жизнью – жизнь животных, органическую жизнь. Но это вовсе не жизнь, а лишь определенное состояние или условие жизни, проявляющейся для нас.

Но что же такое это сознание или разум, необходимость которого исключает индивидуальность и переносит энергию человека вовне и в то состояние, которое считается нами блаженным состоянием любви?

Что такое сознательный разум? Чему бы мы ни давали определение, мы определяем это нашим сознательным разумом. Следовательно, чем же мы будем определять разум?..

Если мы должны давать определение всему нашим разумом, из этого следует, что сознательный разум не может быть определен. И все же все мы не только знаем его, но это единственное, что дано нам знать доподлинно…