Теперь всё можно рассказать. По приказу Коминтерна
Шрифт:
Пора поведать читателю о вещах совсем уж сокровенных.
В пятом классе я впервые осознал собственную гомосексуальность. Именно тогда я стал ощущать непреодолимую тягу к мальчикам. О том, как именно я это понял, я вам сейчас и расскажу.
Случилось это в Испании, на пляже, во время летнего отпуска. Я тогда увидел компанию испанских мальчиков одного примерно со мною возраста.
Они затеяли какую-то игру с мячом на песке. Одеты мальчишки были в одни лишь плавки (пляж всё-таки), а потому я легко мог разглядеть их загорелые, пышущие здоровой полнотой
Взглянул – и сразу же пожалел, что взглянул, да только вот глаз уже не мог оторвать. За считанные секунды щекочущее чувство охватило всё моё тело: я весь обмяк и обессилел, тело сотрясала крупная дрожь. Я стал бледным, как мел, а руки мои похолодели, хотя мне при этом было томительно жарко. Сердце колотилось так, что его удары отдавали мне в ушах. С невероятным усилием воли я всё же отвернулся от воспалившей мою похоть картины.
Постепенно дрожь утихла, а сердцебиение пришло в норму, хотя я долго ещё был под впечатлением от этого случая.
Итак, я осознал, что я – гей.
Вот так открытие в 11 лет!
Открытие это меня, разумеется, нисколько не обрадовало. Как я уже говорил, я рос в очень консервативной семье. У нас дома всегда был наложен строжайший запрет на любые темы, так или иначе связанные с телом человека. Всё, что связано с сексом – и вовсе табу. Об этом матушка запрещала мне даже думать.
А поскольку скандала с родителями я не хотел, то решил и вовсе им ничего об этом всё не говорить. Решил, что само рано или поздно пройдёт.
И знаете: не ошибся. Всё со временем прошло. Следа не осталось.
Но об этом я ещё рассказать успею. А пока что вернёмся в 2012 год.
Лето кончилось. Я пошёл в пятый класс.
Это уже средняя школа.
А в ней появляются не только новые обязанности, но и новые права. К числу последних принадлежит право пользования физкультурной раздевалкой. Когда мы учились в началке, то у нас такого права не было. Мы переодевались на физкультуру прямо в классе. Переодевались по очереди: сначала девочки, потом мальчики. Всё это происходило, естественно, под бдительным взором нашей Александры Евгеньевны. Теперь у нас всё было по-другому! Да, теперь мы переодевались самостоятельно, безо всяких там зачуханных тёток и без их алчущих взглядов. Такая свобода, конечно же, пришлась нам по душе.
Отныне в раздевалке завязывались самые непринуждённые разговоры на так волнующие в этом возрасте темы. И, разумеется, мы постоянно мерились своими телесами. Мы постоянно спорили о том, у кого из нас крепче бицепсы и твёрже пресс, обсуждали, кто похудел, а кто потолстел. Напрямую сексуальных вопросов мы тогда ещё не затрагивали. Вместо этого почти все разговоры вертелись вокруг фигуры.
Со временем откровенные беседы на такие темы мы стали вести не только в раздевалке. Помню, на переменах мы частенько собирались в туалете для того, чтобы поговорить. И не только поговорить, но и на чужое тело поглазеть да своё показать. И не только посмотреть и показать, но пощупать
Конечно, лапали и тискали мы друг друга только так. И в раздевалке, и в туалетах, а иногда даже на уроках физкультуры.
Так всё было в общих чертах. А теперь о том, что касается лично меня.
В этом отношении пятый класс начинался для меня довольно удачно. К тому времени я уже почти полтора года (если быть точным, то 17 месяцев) качался по два часа каждый день. Тут всё было по-старому: один час – гантели, один час – пресс. Кроме того, я все эти семнадцать месяцев жёстко ограничивал себя в сладком и жирном, а потому в пятый класс я пришёл стройным и подтянутым мальчиком с кубиками пресса на животе и довольно крепкими руками.
Всё это поднимало меня в глазах одноклассников. Мальчишек с эдакой «спортивной» фигурой на всю параллель было три человека: я, Миша Смирнов и Дима Зайцев. Поэтому в начале учебного года я частенько выслушивал комплименты в свой адрес да изредка наблюдал ядовитую зависть недоброжелателей. Благо, немногочисленных. Многие удивлялись тому, как быстро я сумел превратиться из обычного мальчика в куклу-Кена. «Марат! Охуеть! Когда ты успел?!» и всякое такое.
Но продолжалось всё это недолго.
В пятом классе учебная нагрузка снова возросла до предела. Времени на спорт совсем не осталось.
Даже в четвёртом классе, когда, как я говорил, с этим было относительно свободно, я вынужден был заниматься всё свободное время только для того, чтобы выполнить норму в два часа.
Теперь же времени не было вовсе.
И если в сентябре я ещё пытался хоть как-нибудь выполнить проклятую норму, то потом стал постепенно снижать нагрузку. Вместо старых двух часов я стал делать всего-навсего триста отжиманий каждый день. Потом я сократил их количество до сотни, а ещё через время – до двадцати пяти.
Параллельно с этим я стал меньше спать и больше нервничать, сначала из-за пребывания в гимназическом классе, а потом из-за конфликта с Анной Валерьевной. От постоянного стресса я стал больше есть.
Естественно, из-за этого всего мои мышцы быстро дрябли и зарастали жирком.
Чуткие к такого рода вещам одноклассники это, конечно же, быстро заметили и стали надо мной подхихикивать.
Их шуточки больно ранили моё самолюбие.
Они, конечно, превосходно об этом знали, хотя я и старался не показывать своей обиды. Со временем я просто перестал обращать внимание на их подколы.
Что говорить до самой моей «проблемы», то решилась она просто: я на неё забил.
Такое простое решение пришло ко мне не само. Его мне подсказал Яша. Было это так.
Стоим мы, значит, в туалете. Болтаем. Ну, я и говорю: так, мол, и так, такая у меня проблема. А Яша мне и говорит в ответ: «Да тьфу, господи! Тоже мне, проблема! Забей ты на неё! Не думай ты ни о спорте, ни о фигуре! Забей на всю эту поебень! Вот я же забил! Что?! И ничего!».
И тут он поднял свою рубашку и похлопал себя по дряблому, ещё не до конца обвисшему, но стремительно обвисавшему животику.