Теперь я Вольтури
Шрифт:
И я со спокойной совестью собиралась остаться в этой гавани навечно.
*
Вечером следующего дня мы с Амелией наконец-то смогли выбраться в город и пройтись по магазинам. Это было даже весело. Правду говорят – вампиры не меняются. И стиль Амелии – удачное тому подтверждение. Девушка, обращенная два столетия назад, фыркала на слишком уж странные модные новинки, закатывала глаза к потолку, обходя стороной джинсы, но тянулась обеими руками к веерам, бархатным струящимся платьям в пол и корсетам. Найти компромисс нам было очень непросто!
Чуть позже, прогуливаясь по главной улице Вольтерры, я задала вопрос, который долго не давал мне покоя:
– Амелия, скажи, как ты была обращена?
– Хочешь услышать мою историю? – весело хихикнула она.
– Извини, - я слегка смутилась, - но я хотела бы знать.
– О-о, не смущайся, моя дорогая, я понимаю, и любопытство – это не грех. Мне тоже было бы интересно.
– Да, к тому же, вы с Деметрием мне обещали…
– Ну, раз обещали, тогда слушай. Только попрошу сразу: Белла, не вздумай жалеть меня или реветь
– Хорошо, - я послушно согласилась.
– Я родилась два с половиной века тому назад. В 1759-м году, в Париже. Моя мать умерла при родах. И отец не смог простить мне этого, хотя теперь я понимаю, что моей вины в том точно не было. С отцом жилось непросто. И, чем дальше – тем хуже. Положение едва спасал тот факт, что мать происходила из некогда богатого, но теперь почти совсем обедневшего аристократического рода. Приходилось туго, но на жизнь хватало, тем более, родители матери помогали охотно. Я часто подолгу гостила у них и не имела отказа ни в чем. И все могло бы сложиться неплохо, если бы отец захотел жить дальше, если б он смог переступить через свои горе и боль. Сейчас, думая об этом, я понимаю, что в чем-то он оказался жутким эгоистом. Да, я согласна, потерять любимую женщину – это ужасно, но потерял не только он, но и я! Я росла без матери с самого младенчества, и если бы не дед с бабкой, давшие мне достойное воспитание и вполне приличное образование, не знаю, что бы из меня выросло. Когда мне исполнилось пятнадцать, умер дед, да и бабка пережила его не надолго. На этом моя вольная жизнь подошла к концу. К моим семнадцати отец опустился окончательно. Мое наследство было растрачено, пропито в кабаках и проиграно в карты. Мне пришлось работать. Мне, той, что была воспитана как аристократка! Это, конечно, было не концом света, но на тот момент я думала именно так. После того, как в доме деда и бабки за мной убирала горничная, после того, как я привыкла играть на фортепьяно и ни о чем особо не беспокоиться, прислужницей пришлось стать мне. Разумеется, отец и не озаботился тем, чтобы найти для меня хотя бы достойную работу, да и не мог он: былые связи оказались давно утерянными, а родителей матери уже не было и никто больше в этом мире не хотел вступиться за меня. Почему-то, самым отвратительным воспоминанием тех времен остался момент, когда отец проиграл собутыльнику последнее мамино ожерелье. Ее приданое! Любовница-кухарка носила на своей немытой потной шее то, что однажды было украшением миловидной барышни. Что было подарено ее родителями с любовью и лаской. Что предназначалось мне по праву! Как подчас поворачивается судьба, ведь правда?! Но время шло: отец распродал и проиграл все, что было можно, а моих денег едва хватало на то, чтобы свести концы с концами. Мне казалось тогда, что хуже некуда… Но когда меня привели в бордель, я поняла, кем я теперь стала. Оказалось, что у отца был огромный карточный долг. Действительно огромный! Он отдал наше жилище, но даже этого не хватило. Я уж не знаю, как он вообще умудрился проиграть столько денег!? Но долг – есть долг, его отдают или умирают. А умирать отцу ой-как не хотелось. И ценой погашения долга стала я. В борделе за красавиц платили хорошо, тем более – за девственниц. А я именно такой и была. Так я и стала, Белла, обычной шлюхой. Писком моды. Леди-проститутка, спешите оприходовать! Тьфу, до сих пор мерзко! Но мне повезло. Я серьезно говорю: когда мне казалось, что жизнь моя окончена, мне вдруг невообразимо повезло. У меня могла бы быть хоть сотня клиентов, но было всего четыре. Понимаю, как дико это звучит для тебя, но лично я рада этим четырем. Уж лучше так, чем сотня, правда? Первым двоим я пришлась не по нраву: еще бы, после них меня еле успели вытащить из петли. Третьему я полюбилась. Он был старше меня в два раза. И ему нужна была именно такая девушка – умная, образованная, умеющая поддержать беседу. Поначалу, конечно, он планировал просто воспользоваться мной, но узнав о том, кем я была, он выкупил меня сразу на месяц и увез к себе в дом. Жан был вдовцом. Жениться ему не хотелось – покойную жену он любил, а вот забыться с интересной красавицей был не прочь. Мне было очень хорошо у него дома. Куда лучше, чем в борделе мадам Ле Сой. К счастью, через месяц он заплатил за меня вновь. И вновь. И еще раз вновь. Я прожила с ним почти год, ровно до того момента, как он умер. И вот, через год вполне спокойной жизни мне пришлось вновь вернуться в бордель. Я знаю, если б не гибель Жана, я могла бы купаться в красоте и роскоши просто находясь рядом с ним долгие и долгие годы. Возможно, однажды он выкупил бы меня окончательно… Но всего этого не случилось. Сердечный приступ прервал не только его жизнь, но и хорошую мою. Сказать откровенно, Жан – один из немногих людей, которым я благодарна до сих пор, к которым я испытываю что-то теплое. Мне жаль, что он прожил так мало, и жаль вовсе не потому, что он был моим билетом в нормальную жизнь… Как я уже сказала, мне пришлось вернуться в бордель. На этот раз все было еще хуже. Несчастные конкурентки, терзаясь завистью к моей «небывалой жизни с Жаном», возненавидели меня до глубины души. Подколы и насмешки стали постоянными спутниками моего существования. Пока не пришел мой четвертый клиент. Самый любимый, самый лучший… Деметрий заметил меня однажды на улице, навел справки и к своему удивлению обрел во мне далекого потомка своей старшей сестры. О, куда занесло! Сам Деметрий к тому моменту разменял третью сотню, и подобный сюрприз из прошлой жизни был ему в новинку. Не сказать, что раньше он заботился о прошлом или о тех, кого ему пришлось оставить из-за вампиризма, нет. Деметрий наоборот оборвал все связи со своей человеческой семьей и намеренно не интересовался. Не хотел бередить раны… И никак не мог предположить,
Я внимательно слушала, тихо офигевала (уж простите за выражение!) и боялась перебить рассказчицу, хотя ой-как хотелось. Однако я сдержалась. И вот теперь, когда Амелия, наконец, замолчала, я поняла вдруг, что мне совершенно нечего сказать. Посочувствовать? Она просила это не делать, да и какое сочувствие? Сочувствовать может лишь тот, кто знает, каково оно. Я же – не знаю, к счастью. Что сказать? Как ответить? Мне нужно было время, чтобы все обдумать, но времени не было, и я выдавила все, на что была способна:
– Хорошо, что Деметрий нашел тебя.
– Да, невероятная удача. А то пришлось бы еще лет двадцать обслуживать всех подряд в борделе этой старой стервы. А потом – на помойку, товарный вид-то уже не тот! – без тени грусти произнесла Амелия.
– Твоя история… непроста. И я очень удивлена, если честно.
– Да, да, Белла, - усмехнувшись, перебила меня девушка, - не переживай. Я знаю, ты боишься сказать лишнего, чтобы не обидеть меня, но, поверь, после того, что я видела в борделе, меня очень сложно обидеть! Так что, как видишь, твоя глупая любовь к Каллену – это еще не самое ужасное, что может случиться в жизни. Бывают вещи и похуже…
– Спасибо, - прошептала я, а она услышала, - ты права: есть вещи и похуже. Но я скоро забуду Эдварда и начну жить. И тогда, получается, моя история не так-то и плоха. Можно сказать, мне повезло.
– Да, - ответила она, - и тем не менее, ты станешь вампиршей. Редко кто получает бессмертие так легко, уж прости. По большинству своему, перед этим каждый из нас прошел что-то жуткое, ужасное, нечеловеческое, что изменило его задолго до огня обращения. Меня изменил бордель, Алека и Джейн чуть не сожгла взбешенная толпа, Феликс умирал от чумы, похоронив до этого всю семью, а сам Деметрий стал жертвой киднеппинга. В современном понимании.
– Кошмар, если честно, - призналась я.
– Да, но ведь и у Калленов – тоже. Насколько я знаю, Карлайл был сыном священника и уж точно не собирался становиться нечистью, как он думает о всех вампирах, Эсме потеряла ребенка, Розали подверглась насилию. Кто там еще? Элис чуть не умерла в психушке, Джаспер служил у Марии… Такие веселенькие истории у всех!
– с сарказмом закончила она.
– Да уж! А Эдвард умирал от испанки. Откуда ты знаешь о Калленах так много?
– Белла, они же были моей работой! Это естественно, что я о них знаю почти все! Но самое отвратительное – это то, что нам еще повезло выжить. А сколько таких, с подобными печальными судьбами, просто умирают от голода где-то в подворотнях? Вешаются в борделях разных «мадам»? Режут вены, не в силах терпеть боль? Они всегда были, они есть. Рядом. Вот только им не повезло: не нашлось никого, кто помог бы им, кто их бы спас и обратил. Поэтому их истории ушли нерассказанными, эти несчастные унесли их с собой в могилы. Истории – удел тех, кто выживает…
– Это все ужасно. Наверное, если так смотреть, то можно понять даже Джейн, - сказала я, - ей не за что любить людей. Хотя понять ее садизма я тоже не могу. То, что она делает – это слишком.
– А это - ее дар, она выжила только потому, что у нее этот дар есть. Вольтури спасли Джейн и ее брата. Дали ей новую жизнь, дали ей все в этом мире. Джейн боготворит Аро. С ее точки зрения - есть за что! И она делает для Аро то, что может - использует свой талант. Не волнуйся, на тебя ведь он не действует, - отмахнулась Амелия, - да и Аро не позволит. Ты ведь бриллиант.
– Да-а, - протянула я, а потом, чуть подумав, рискнула попросить о том, о чем не просила еще никого, - помоги мне. Ты и Деметрий, вы оба, помогите мне.
– Стать такой же? – без доли иронии уточнила девушка.
– Да. Да… Это так сложно. Я не уверена, что смогу. Мне кажется, я не справлюсь, но тем не менее, понимаю, что должна, ведь это мой единственный шанс.
– И в чем самое сложное?
– Я хочу быть не просто той, которая помогает тебе и которой можешь помочь ты. Это не по мне. Я, видимо, не знаю полумер. Это… словно лицемерие какое-то. И я подумала, что, может, я могла бы научиться, могла бы стать настоящей Вольтури, если б был кто-то, кому я могла бы доверять в самом деле. По-настоящему. Я бы знала, что и этот кто-то доверяет мне. Не потому, что мы так договорились, не из-за того, что у меня сильный дар, а просто потому, что я – это я. Потому что мы – друзья. Как думаешь, ты могла бы стать моей подругой. Настоящей, - едва превозмогая смущение и страх произнесла я.
Амелия немного промолчала, но потом тяжело вздохнула, хихикнула и ответила:
– А сейчас я что сделала по-твоему?
– Ну-у…
– Белла, я поведала тебе то, о чем обычно молчат. И хотя, не буду спорить, мою историю ты узнала бы однажды все равно, я, все же, поделилась ею сама. Ты нравишься мне. Твоя верность, твоя вера в людей… Они не могут не привлекать – это правда. И даже немного стыдно оттого, что именно мне довелось стать причиной твоего заточения в Вольтерре, но выбора нет. Что сделано, то сделано. Я хотела бы стать твоей подругой. Давай попробуем.