Теперь я Вольтури

Jozie Writer

– Белла, - назвал он меня по имени, - не реви, прошу тебя, не начинай реветь. Я вовсе не считаю, что твои чувства к нему неправильные, нет, просто он не любил тебя и не любит. Прости, но это так. Его поведение по отношению к тебе – лишь рядовая вежливость, ничего более. Та самая, какая была принята по отношению к девушке всего век-полтора назад. К любой девушке. Одни вампиры меняются. Немного. Как-то приспосабливаются к изменениям времени и социума, другие – нет. И Каллен из последней категории. Хотя это плохой пример, и я утрирую, но если завтра станет нормой ходить по улице без одежды, он будет так же безукоризненно одет, будет открывать двери дамам и говорить приятные слова. Потому что это – банальная вежливость, учтивость. Если бы у тебя был опы… кхм, если бы ты умела отличать любовь, желание, учтивость, воспитанность - все

это, ты бы поняла, что Эдвард не испытывает к тебе ничего, кроме интереса. И тогда, возможно, ты сама не полюбила бы его. Ведь ты влюбилась именно в эту его отличность от других парней, в его галантность, - быстро говорил он мне, словно пытаясь меня убедить.

Может, он был и прав, кто там разберет, но я-то чувствовала любовь к Эдварду, я все еще любила!

– К чему ты это мне говоришь?
– почти прошипела я, пытаясь вырвать свою руку из его ладони. Безуспешно.

– Сам не знаю, если честно. Мне просто жаль видеть, как молодая и красивая девушка, у которой впереди вечность, страдает от любви к тому, кто ее не достоин. Он не заслуживает ни любви, ни этой девушки.

– А кто тогда заслуживает? – прокричала я.

– Кто-то, кто будет любить тебя по-настоящему, кто не сможет тебя отпустить, кто будет рад сражаться с миром и с чем угодно, лишь бы ты оставалась рядом. А Каллен не такой! Я не знаю, чего именно он так испугался: нас, наказания, еще чего-то. Или он просто не был уверен в том, что вы – идеальная пара. Ну, в последнем случае, он, значит, понимал, что не любит, потому и сбежал.

– Нет, нет, - печально прошептала я, - он просто хотел спасти мою душу…

– А-а, узнаю идеализм доктора Каллена, ну конечно. Только вот сам Карлайл свою жену обратил, о душе ее не подумал. Ни о чем не подумал! Может, эгоистично, но он любил и любит ее. Боже, какое счастье, что Карлайл не психолог! Мир бы этого не пережил!

– Карлайл считает, что у вампиров есть душа. Эдвард не согласен с ним, он думает, что вампиры – бездушные твари, - прошептала я.

Боль от моей потери возвращалась…

– Посмотри на меня! Посмотри! – потребовал он, а я подчинилась, - Карлайл любит свою жену, Аро обожает Сульпицию, Кай готов весь мир уничтожить ради Афинодоры. Тот, кто любит, обязательно имеет душу. И никак иначе. Мы другие телом, но не душой. Все наши страхи, тревоги, переживания и радости остаются и после обращения. Мы остаемся почти прежними, по крайней мере – внутренне. Мы просто перестаем стареть, ничего более. И я сам уже жалею, что завел этот разговор. Прошу меня извинить, моя шутка была неудачной, я никак не мог предположить, что ты отреагируешь подобным образом, но, как мне видно теперь, твоя болезнь по имени «Эдвард Каллен» гораздо серьезнее, чем я подозревал раньше. Теперь мне видно, что ты переживаешь не просто расставание, а неразделенное чувство, одиночество. Я, может, мало в этом понимаю, только знаю наверняка, - вампир не может покинуть ту, которая является его вечной любовью. Не может, и все тут! Когда Сульпиция нервничает или обижается, Аро на коленях перед ней ползает, и плевать ему, что про него подумают! Когда Эдвард встретит свою половинку – он ее обратит, обратит не задумываясь! И я говорю это не для того, чтобы обидеть тебя, или носом ткнуть, ты просто должна понять, что он не любит тебя вампирской любовью, может, у него был интерес, и он сперва сам не разобрался в своих чувствах. Мне не понять, но тебе нужно просто его забыть. Переболеть. Отпустить. Смириться с тем, что он тебя никогда не полюбит, что вы теперь в разных мирах. Все! Пошли домой! – он твердо припечатал последнюю фразу и потащил меня к замку. Не слишком быстро, но мне приходилось торопиться, чтобы успеть за ним.

Я из последних сил старалась не разреветься. Мне не хотелось показывать перед ним свою слабость, сама не знаю, почему.

*

Меня бесили Белла и ее страдания. Затянутые, словно показные. Ее невинное выражение лица, как у бедной овечки, ее детский взгляд на мир, ее всепрощение. Меня бесило в ней все. Абсолютно! И какого … Аро выдумал, чтобы за ней присматривал именно я? Это же сущее наказание! Слушать ее нытье и смотреть на ее грустное, отстраненно-печальное выражение лица. Она вела себя так, словно ей должен весь мир. И, я признаюсь, да, пожалуй, я спровоцировал ее намеренно. Специально. Я хотел ударить побольней, чтоб она очнулась, наконец!

Это не было

моей идеей, вынашиваемой долгими бессонными вампирским ночами, но столкнувшись с ее яростью, направленной на меня, я вдруг откровенно разозлился. Моя невинная шутка оказалась воспринята девчонкой как личное оскорбление, а затем, пошло, дальше – больше. И монстром меня назвали, и Каллена от меня защитили на словесной дуэли. А меня просто бесит то, как она его любит, как она им дорожит, как она защищает его даже в своих мыслях. Бесит, что она не может раскрыть глаза и узреть правду даже теперь, когда оказалась в суровом мире бессмертных существ. Нет, она все еще цепляется за свою ничем не мотивированную подростковую влюбленность! Любит там он ее – не любит, да плевать! Он бросил ее, оставил одну, хотя клялся в обратном. Разве можно ему верить!? Как теперь она может любить его, как она может его защищать, набрасываясь на меня, сравнивая меня с этим ничтожеством? Да что там, сравнивая… Ха, в ее системе ценностей подонок Каллен стоит гораздо выше меня - того, кто искренне пытался помочь ей из жалости, обычной человеческой жалости.

Ну, ничего, я покажу ей, просто из принципа, что мир вампиров не так прост, как она читала в книжках или ей рассказали Каллены. Я открою ей глаза на эту лицемерную семейку вегетарианцев, на мир, может, что и выйдет из девчонки. По крайней мере, хоть одно положительное качество в ней есть – она верная.

– Амелия? Мне нужна твоя помощь, - говорю в телефонную трубку, пока не передумал.

– Ты проницательна. Да, девчонка в розовом тумане, наивная дурочка. Льет слезы и истерит. Меня от нее выворачивает. Боюсь, потеряю аппетит, и получится, что туристы пришли зря, - мрачно усмехаясь, хотя нутром чую, что уже перегибаю палку.

Дамское «фи» в ответ немного отрезвляет.

– Нет, не явно. Это должен быть…

– Нет, не несчастный случай. Ни за что! Я просто хочу рассказать ей правду.

– Уверен.

– Я не думаю. Если с Аро возникнут трудности, я об этом позабочусь.

Вот и все. Готовься, Белла Свон, реальность настигнет тебя, хочешь ты того, или нет!

Ох, ну как же она меня все-таки бесит!

Глупая овечка!

*

Деметрий был зол. Белла Свон его безмерно выводила из себя. Для вампира, разменявшего пятое столетие, он оказался чрезвычайно недогадлив, забыв спросить самого себя, а какое, собственно, ему дело до девчонки и ее страданий?

Комментарий к Глава 4. “Поступки”.

========== Глава 5. “Амелия, или …” ==========

Спустя неделю я перестала ненавидеть Деметрия. Он, конечно, та еще сволочь, но, наверное, в чем-то он был прав. Я разрывалась от противоборствующих чувств. Мне хотелось и плакать, и смеяться, и поблагодарить заносчивого вампира, и сжечь его на костре. Это было ужасно.

Еще ужаснее был тот факт, что я теперь приближалась к осознанию его правоты, при этом прекрасно понимая, что не хочу этого. Ну, не нужна мне была горькая правда! Было проще сидеть и думать об Эдварде как о небожителе, о чуде, луче солнца в моей убогой жизни. Осознание, что и у него водились грешки, стало для меня почти ударом. Моя выстроенная жизнь начала рушиться именно в этот момент, причем с самого центра – непоколебимого и прекрасного Эдварда Каллена. Для меня больше не было опоры, я ее не находила, пыталась уцепиться за старое, хоть и понимала, что толку от этого не будет. Я уже осознала, что Эдвард – не нечто сказочное и прекрасное, а человек (вампир, но в данном случае это не имеет значения), обычный человек, который живет и делает ошибки, совершает глупости, страдает и радуется, как все. Он не идеал, а такой же, как все.

Я поступила глупо, попав под его очарование, но могла ли я сопротивляться ему? Наверное, на тот момент нет, раз случилось так, как случилось.

Но теперь я увидела, наконец, настоящего Эдварда. Он по-прежнему был прекрасен, умен и добр. Но любила ли я его, его душу, его недостатки? Это ужасно, может быть, но, наверное, нет. Это была больная любовь. Обоюдно больная. Не только я возводила его на пьедестал, но и он меня. Он думал обо мне гораздо лучше, чем я есть, боготворил мою человечность, мою хрупкость и смертность. Но было ли это правильно, не потерял бы он интерес ко мне потом, сложись все иначе? И я понимаю, что такой вариант вполне возможен. Ведь, если он оставил меня однажды, то, вполне вероятно, что оставил бы меня и впоследствии. И мне вновь было бы больно, обидно и одиноко.