Теплая птица: Постапокалипсис нашего времени
Шрифт:
Вошла. Андрей махнул рукой: место свободно!
На вид лет двадцать пять, не больше. Широковатые скулы, вздернутый нос, напомаженные пухлые губы. Анюта…
— Ну что, сбежал? — спросила она, присаживаясь рядом с Андреем. Сумочку из фальшивой крокодильей кожи поставила на закованные в джинсу колени.
— Сбежал, Анюта, — шепнул Андрей, косясь на студента.
— Когда ты, наконец, разведешься со своей?
Андрей вздрогнул, взглянул на Анюту: тише, ведь люди. Он представил на мгновение, как говорит Гале о разводе,
Анюта повела загорелым плечом. На ней была розовая майка с надписью «FEMALE». Вытащив из сумочки зеркало, стала поправлять растрепавшиеся осветленные волосы.
Солнце кольнуло глаза. Андрей надел темные очки, и стал похож в своей, не по погоде надетой, куртке со стоячим воротником на шпиона из старого кинофильма.
— Выйдем, покурим? — предложила Анюта.
Андрей кивнул и поднялся.
— Скажите, что занято, — негромко попросил одного из дачников.
В пустом тамбуре Андрей достал сигарету, почему-то стараясь не смотреть на Анюту.
Та курила, выпуская дым из сложенных розой губ. Кончик фильтра тонкой сигареты испачкался в красной помаде.
Докурив, Анюта кинула окурок на пол и вдруг полезла целоваться.
— Постой Анюта, — испугался Андрей.
— Почему?
— Тут люди…
Анюта хихикнула и, дернув Андрея за рукав куртки, увлекла за собой. Они очутились в сортире. Было тесно, воняло мочой и блевотиной. Андрей слабо протестовал, но жадные руки уже проникли под ремень брюк. Портфель со стуком упал на пол. Андрею показалось —все это происходит на глазах у толпы, вот сейчас дверь сортира откроется… Между тем горячая волна подхватила его на гребень. Он видел перед собой освобожденные из —под майки груди с коричневыми сосками —левая, кажется, немного больше правой, и на мгновение весь мир скукожился для него до размера этих грудей.
— Андрюша, мне нужны деньги.
Анюта натянула джинсы и, глядя в замызганное сортирное зеркало, стала прихорашиваться.
— Сколько?
Андрей поднял с пола портфель и посмотрел на нее. В тусклом свете засиженного мухами электрического плафона Анюта показалась ему отталкивающе —некрасивой: крошечные глаза, неестественно-красный рот, волосы словно из папье-маше.
«Ярмарочная кукла», — подумал он.
— Десять тысяч…
— Хорошо, я подумаю.
— Десять тысяч долларов.
В дверь забарабанили и старушечий голос прогнусавил:
— Эй, долго там?
Андрею захотелось спрятаться в ржавом унитазе.
— Не суетись, — прошипела Анюта и крикнула, — Бабка, не лезь, у меня диарея!
— Чего?
— Иди ты.
Старуха, видимо напуганная непонятным словом, ушла. Стукнули раздвижные двери.
Любовники вывалились в тамбур. Смолящий сигарету работяга ухмыльнулся, но промолчал.
В вагон Анюта и Андрей решили не соваться: до Обнинска оставались считанные минуты.
5. Калуга
Угли
Вдруг что-то, выпившее свет углей, понеслось к моему лицу из темноты.
Я едва успел отстраниться и перехватить руку с заточкой.
Вскрикнула Марина.
Преодолев слабое сопротивление нападавшего, я повалил его на пол и, левой рукой вынув заточку, вонзил ее во что-то мягкое.
— Марина, как ты?
— Все хорошо.
— Нужен свет.
Чиркнула зажигалка, вспыхнул хворост.
Игрок лежал навзничь. Из раны на груди текла темная кровь. Теперь он и вправду был мертв, как бревно. Рядом валялась заточка, которую этот хмырь, должно быть, прятал в сапоге.
— Ну что, похороним его? Может, еще и поплачем по нем?
Марина выглядела растерянной. Еще бы —любитель поэзии бывших вдруг пытается убить своих спасителей…
— Это не он, это Джунгли, — сказала она слабым голосом. — Не всем хватает силы…
Наверное, мое лицо имело весьма неприятное выражение, потому что Марине явно стало не по себе.
— Андрей, если тебе трудно…
Что-то екнуло у меня в груди, словно рычажок переключился.
— Ладно, закопаю эту падаль, — сказал я. — Если ты так этого хочешь.
Лучи наискось пробили будку. Марина поправила волосы —они вспыхнули, и мне показалось, что на голове у девушки надета корона. Почему-то вспомнилась Анюта из всполоха —ее нарисованные глаза и губы, жидкие волосы.
Марина улыбнулась, перехватив мой взгляд.
Я раскидал заграждение. Снег, добавившийся ночью, ровно укрыл следы вчерашних страстей.
— Ну что, пошли?
Я подвинул к Марине свой рюкзак и автомат, а сам взвалил на плечи мертвого игрока. Тяжелый, гад. Любитель поэзии.
Согнувшись, я побрел к лесу, не задумываясь о том, что делаю и зачем. Увидел бы меня тот «я», что ждал на поляне Последний Поезд!
Виновница моего «преображения» ковыляла позади, таща два рюкзака и два автомата. Ничего, пусть поработает, пока я исполняю ее блажь.
Найдя ложбинку, с силой швырнул туда труп —эта затея мне нравилась все меньше. Голова игрока ударилась о торчащую из-под снега корягу. Пока я стрелковой лопаткой ковырял подмороженную землю, Марина зачем-то протирала игроку снегом лицо.
— Можно подумать, что ты его знала.
— Я и тебя не знала.
Я хмыкнул: сравнила тоже, одно дело —я, совсем другое —какой-то игрок.
— Этот гад убить меня хотел. А потом и тебя.
— Не он, а Джунгли.
Я заткнулся: ее не переспоришь.