Теплая птица: Постапокалипсис нашего времени

Гавриленко Василий Дмитриевич

Что мне с того, если ее продырявят стрелки?

— Не хочешь идти —оставайся.

Я выкарабкался из укрытия. Вертушки кружили в отдалении, задевая кроны деревьев ржавыми брюхами.

Пригнувшись к земле, я побежал и скоро уперся в овраг, на дне которого в разноцветных водах речушки сгрудились вагоны, а вокруг —тела игроков. Черт подери! Придется спускаться —идти вдоль провала нельзя: стрелки не прикончат, так растерзает тварь. Держаться железки —единственный шанс уцелеть.

Сидя в приовражных

кустах, я наблюдал за вертушками. Из лесу показалась рыжая, осмотрелась (в глазах —ужас), заметила меня.

— Пригнись.

Куда тебе без меня!

С вертушек спустили тросы. Маленькие фигурки заспешили вниз —пауки. Все, началась зачистка.

— Спускайся следом за мной, — сказал я и, хватаясь за траву и кусты, полез вниз по склону. Сверху на меня посыпались мелкие камешки, значит, она —следом. Хорошо, что ей не нужно повторять дважды.

Мы достигли дна, когда наверху, в лесу, захлопали выстрелы. Значит, не так уж мало игроков уцелело: есть стрелкам работа. Здесь, в мутной воде, лежала большая часть пассажиров Последнего Поезда. Черные от копоти тела, неестественно вывернутые руки и ноги, стеклянные глаза, оскаленные зубы. Приехали, блин. Как здорово, что меня среди них нет!

— Ложись, — шепнула вдруг рыжая.

Дьявол! Я, должно быть, свихнулся: «Как здорово, что меня среди них нет!».

Вертушка зависла над нами. Я лежал на спине и видел, как из нутра машины показалась голова стрелка в желтом шлеме.

Я замер, я не дышал, я стал мертвецом.

Ветер колыхнул седые волосы на голове лежащего неподалеку от меня игрока. Тут же раздался звук, похожий на клацанье зубов, и череп трупа взорвался. В лицо мне брызгнул кровавый дождь, но я не пошевелился.

— Артур, здесь одни дохлые.

Вертушка, круто взяв влево, скрылась из виду.

Я не сразу пришел в себя, некоторое время лежал неподвижно: по крайней мере, один раз мы с рыжей квиты. Самка уже оклемалась и стояла у кромки воды. Хмуро посмотрела на меня:

— Умойся.

Я бегом спустился к речушке, разогнал мутную пленку. Зачерпнул пригоршню зеленоватой влаги, смыл с себя мозги и кровь.

— Надо идти.

В поисках брода мы двинулись вниз по течению.

Чахлые кустики вдоль берегов напоминали что угодно, только не растения. Кустики —мутанты. Как бы умывание не вышло мне боком…

Кое-где река такая узкая, что я, пожалуй, смог бы ее перепрыгнуть. Вот только стремно грохнуться в эту радужную жидкость —черт знает, чем это грозит.

На излучине река расширялась, бежала споро и шумно. На середине торчали камни: значит, неглубоко.

— Попробуем здесь, — обернулся я.

Рыжая кивнула.

Мы двинулись к противоположному берегу. Осторожно ступали по скользким камням, обросшим водорослями. Зеленоватая вода булькала под ногами, пенилась, шевелила водоросли.

Каждое

мгновение я ожидал стрекота. Едва ли стрелки убрались восвояси: они всегда доводят дело до конца. Вполне возможно, что где-то неподалеку бродит кучка выживших после крушения игроков. Нам это было бы на руку…

— Скорей.

— Да иду я.

Она еще и огрызается.

Мы преодолели речку и начали карабкаться по склону. Эта сторона оврага поросла матерым кустарником, поэтому подъем не занял много времени.

Я бросил взгляд на изломанный Поезд. Еще пару часов езды —и я мог бы завладеть местом у печи. Рука уже достаточно послушна…

Перебежками —к лесу.

Только когда кроны деревьев соединились над головой, стало легче.

Рыжая, тяжело дыша, прислонилась к дереву. Ее лицо раскраснелось, а глаза блестели. Да ей весело! Мало досталось? Ничего, стрелки и твари наверстают…

— Самир, дикие!

Я прыгнул за дерево и упал носом в землю, рыжая рухнула рядом.

— Двое. За деревом…

Раздались выстрелы, на голову посыпалась кора.

— Обходи!

Мозг обливался расплавленным свинцом, а сердце билось где-то в горле.

— Доставай заточку, — прошипела рыжая. Ее взгляд вернул мне рассудок.

Я выхватил клинок. Черт возьми, так просто не сдохну. Кувыркнувшись, перебрался за другое дерево. Два стрелка: один слева, другой справа. Особо не спешат: знают, что мы в ловушке. Пусть приблизятся…

Один, два, три, четыре… На пятом ударе сердца, я выскочил из-за дерева, и, швырнув заточку, отпрыгнул в сторону, за ствол дуба. Все слилось —и крик стрелка, и продолжительная пальба второго…

— Самир, ты как?

Самир не ответил напарнику.

— Сука! — выругался стрелок. С дерева, под которым я укрылся, брызнула кора. — Тварь! Я завалю тебя.

А у меня теперь нет заточки.

Стрельба внезапно оборвалась.

— У него кончились патроны, — крикнула рыжая и вдруг приподнялась, точно желая смерти. Я лежал ничком, ничего не соображая.

— Идиот! Он не может стрелять.

Злые глаза самки, расширенные от страха, сказали мне больше, чем ее крик. Вскочив, я ринулся вперед, к маячившей меж деревьями неуклюжей фигуре в шлеме.

Стрелок лихорадочно терзал свое оружие. Увидев меня, он отбросил автомат в сторону и потянулся к ножнам. Не дав вытащить заточку, я сшиб его с ног. Мы упали в неглубокую ложбинку, полную гнилой воды.

Барахтаясь, я попытался встать. Куда там! Из-под такой туши не выскочишь. Моя голова очутилась под водой. Пытаясь разжать железные пальцы, я извивался, как уж.

Радужные круги поплыли перед глазами. «Каждый охотник желает знать, где сидит фазан». Что такое «фазан»? Воздуха!

Вместо воздуха —вода.