Тёплая птица
Шрифт:
Что-то в ее голосе мне не понравилось…
– Я слушаю.
– Эта молитва, что вы все только что пели, - ведь это не молитва, верно? Ведь это песня, а не молитва?
Чувствуя холодок под сердцем, я увидел, как, ловя каждое слово, привстали со своих постелей цоисты, как напряглось лицо Рудольфа, как вспыхнули его звериные глаза.
– Я не понимаю тебя, женщина, - ледяным тоном отозвалась госпожа.
– Это песня, а не молитва, - упрямо повторила Марина. – Я точно знаю.
Рудольф медленно приподнялся. Я до боли сжал рукоять
– Рудольф, оставь!
– прикрикнула госпожа, сверкая глазами. – Ты что-то еще хочешь сказать, женщина?
-Мне кажется, что в изначальной песне нет ни слова про Цоя, там идет речь только о ночи…
Серая вдруг рассмеялась: гадко, наигранно, сквозь зубы.
– Ты оскорбляешь Храм, приютивший тебя, - по-змеиному прошипела она. – Кощунствуя, ты выносишь приговор своей душе.
Откровенно сказать, я готов был согласиться с ней.
– Виктор Цой – не бог, - звенящим голосом сказала Марина. – Он – певец, бывший.
Серая вскрикнула, словно ее ударили хлыстом. Рудольф вскочил на ноги, в руке у него блеснула заточка.
– Убей ее! – в вопле госпожи было столько злобы, что хватило бы на целую стаю тварей в Джунглях.
Рудольф перешагнул через костер. Я встал между ним и Мариной, дрожащей, как осиновый лист. Что тебе стоило держать язык за зубами?
– Назад, Рудольф. Знаешь, что это такое?
Цоист бросил взгляд на пистолет и остановился.
– Убей эту суку! – скрежеща зубами, требовала Серая.
– Заткнись, – прикрикнул я. – А не то, я заткну тебе пасть пулей. Слушайте все! Мы уходим, сейчас, сию минуту. Если кто-то последует за нами, - умрет. Ясно?
Сектанты молча смотрели на меня.
– Рудольф, кинь мне свою заточку… Вот так. Мы уходим.
Я подтолкнул Марину к выходу.
– Спасибо за гостеприимство.
Последняя фраза – совершенно искренняя. Я испытывал нечто вроде стыда за Марину. Люди впустили в свой Храм, чем смогли – накормили, а ты?
Рассвело. Снежная муть уже не мешала отдохнувшим собакам чуять дом, и они бежали рысцой. Я молчал, разглядывая развалины. Оказалось, что они совсем не такие мертвые, как я себе представлял: нет-нет и мелькнет в окне чье-то настороженное лицо. В одном из переулков нам навстречу шли двое, по самые лица закутанные в тряпье. Завидев издали упряжку, бросились бежать и исчезли в одном из домов.
За поворотом показалась река.
– Андрей?
– Да?
– Прости меня.
Марина нервно повела плечами:
– Я повела себя, как дура.
Вот и Пустошь. Упряжка въехала на мост. Река разлеглась внизу - широко и вольно.
– Я рад, что ты это поняла, - сказал я. – Я был бы вынужден убить этого Рудольфа, что мне совсем не улыбается…
Марина засмеялась.
– Ты чего?
– Ничего. Просто вспомнила, каким ты был до встречи со мной.
В ее глазах засверкали веселые огоньки. Я не выдержал и тоже засмеялся.
– И все-таки эта
– Да, но в одном она права – быть одиноким путником мучительно…
Марина поцеловала меня:
– Я рада, что ты это понял.
7 ХРИСТО
– Где Вислоух?
Марина сообщила, что пса застрелил мародер. Лицо Снегиря из багрово-красного перекрасилось в белый цвет. Тяжело и больно было смотреть на этого, пышущего здоровьем человека, вдруг ставшего меньше ростом.
– Где это произошло?
Голос его звучал глухо, как со дна колодца.
– В Районе Второго Кольца, - сказал я. – На Москве-товарной.
И смутился: не время было демонстрировать, насколько я продвинулся в изучении местности.
– Вислоух спас нас, Снегирь, - тихо произнесла Марина.
– От верной смерти спас.
Я подошел к Снегирю, дружески хлопнул по плечу. Он не взглянул на меня, делая вид, что внимательно рассматривает руины кремлевской стены.
– Что привезли-то?
– Взрывчатку.
Похоже, он был удивлен.
– Взрывчатку?
– Ну, да, целый ящик.
– Надо сообщить Христо, думаю, он будет доволен.
То, что «Христо будет доволен», похоже, примирило Снегиря с гибелью Вислоуха. Он усмехнулся, посмотрев на меня:
– Как одёжа-то, солдат?
– Одежда что надо, особенно гриндера.
– Да, таких гриндеров во всей резервации хорошо, если пять пар найдешь, - похвастался Снегирь. – Христо сказал: «Выдай ему», ну я и выдал.
– Спасибо, Снегирь.
– Пошли, Андрей, - Марина засмеялась. – А то Снегирь может часами о барахле болтать.
– Вот как не выдам тебе «барахло», посмотрим, что запоешь, - пригрозил Снегирь и принялся распрягать собак.
«Кабинет» Христо представлял собой такую же келью, как у Марины, с той лишь разницей, что здесь было не так пусто. Широкий стол с зеленой лампой, аккуратная постель, полка с книгами, статуэтка в виде ангела на полу, - соединяясь воедино, все эти вещи создавали некое подобие уюта.
Христо был один. Надев на нос очки с треснувшим стеклышком, он читал.
– Ах, это вы. Входите.
Он захлопнул книгу: я краем глаза заметил название «Николо Макиавелли. Государь». Бережно обернув книгу тряпицей, Христо поднялся из-за стола и поставил ее на полку.
– Как съездили?
Марина кратко описала наше небольшое путешествие. Он выслушал внимательно, не перебивая, лишь изредка кивая своей мальчишеской головой.
– Взрывчатка – это прекрасно, - сказал Христо, когда Марина умолкла. – Взрывчатка – это просто великолепно, она необходима нам, как воздух. Но еще более меня порадовал ты, Андрей.