Тёплая птица

Гавриленко Василий Дмитриевич

Марина положила палку на дно саней и повернулась ко мне.

– Заблудились, Андрей! Кажется, мы уже за пределами РВК.

Я промолчал: что тут скажешь?

За пределами Района Второго Кольца не было развалин. Вернее, дома с пустыми глазницами окон, с трещинами на каменных телах - это, конечно, тоже развалины, но все же не кучи кирпича, как в Пустоши. Это место напоминало Калугу, только дома здесь были гораздо выше. «Жилые массивы» - пришло на ум. Да, когда-то в этих громадинах кипела жизнь. Каждое окошко светилось в ночи желтым пятном.

Ветер

завывал, громыхал железом на крышах, стонал, как раненый путник. Марина прижалась ко мне, я обнял ее, чувствуя под толстой курткой биение сердца, склонил голову, вдыхая запах меховой шапки. Две Теплые Птицы в снежной пустыне… Я смежил веки.

…Сначала это были мельтешащие разноцветные пятна, а потом я увидел зеленую поляну с веселыми вкраплениями синих, желтых, красных цветов. В теплом воздухе порхали бабочки, с деловитым жужжанием мимо проносились шмели.

– Марина, - позвал я, даже здесь не представляя себя без нее.

Она поднималась ко мне по пригорку, ведя за руку зеленоглазого белобрысого мальчугана с россыпью веснушек на вздернутом носике. Кто это? Мой сын… Неужели это мой сын? Залаяли собаки… Почему лают собаки, откуда здесь собаки?

– Эй!

Лица… Два мужских и женское… Но где бабочки, где мой сын?

Встряхнув головой, я окончательно пришел в себя.

– Эй, вы кто такие? – услышал голос женщины: ее черные глаза настороженно смотрели из-под надвинутой на лоб шапки. Одета в короткую грязную шубу, джинсы и сапоги на высоких каблуках. Как только ходит в таких по сугробам? Лицо серое, осунувшееся, с красным шрамом на лбу, напоминающим букву «Ц». Я бросил взгляд на ее спутников. Первый - толстяк невысокого роста со складками кожи под подбородком, одетый в треснувшее под мышками пальто; второй, - высокий, худющий, зябко кутающийся в кожаный плащ и весь такой … заостренный: острый нос, острый подбородок, остро поблескивающие глаза. И, самое главное, на лбах и у того, и у другого точно такой же, как у женщины, шрам.

Собаки захлебывались лаем. Я посмотрел на Марину – она как будто не была напугана. На всякий случай, я сунул руку в карман, где лежал пистолет.

– Мы из Пустоши, – сказала Марина, вылезая из саней. – Заблудились.

– Из Пустоши? – присвистнул толстяк. – Далеко же вас занесло.

– Где мы?

– В самом центре РТК.

– Центр Третьего кольца? – изумилась Марина. – Не может быть!

Ее возглас остался без внимания.

– Вас повезло, что вы встретили нас, - сказала женщина, переминаясь с ноги на ногу. – В такую бурю немудрено попасть в Черемушки, или, того хуже, в Битцу.

– А что там, в Черемушках и Битце? – подал я голос.

– Когда узнаешь, будет поздно, - сверкнув глазами, произнесла женщина. – Там бесчинствует банда мародеров Шевченко.

 Я взглянул на Марину. Та кивнула и сказала:

– Шевченко уже не в Битце, он подвизался в РВК.

– Вот как? – равнодушно сказала Серая. Помолчала.

– Меня зовут Серая. Это – мои братья. Брат...

– Брат Устин, -

встрял толстяк и, смутившись, покраснел.

– И брат Ярослав.

Длинный едва заметно склонил голову.

– Что это значит, - братья? – спросил я.

– Мы братья по вере, – взгляд Серой стал жестким. – Мы – цоисты.

Вот значит, почему у них на лбах буква «ц»!

– Цоисты? – удивилась Марина. – Не слыхала…

– Очень жаль. Если бы все стали цоистами, под солнцем воцарился бы Он.

– Кто – он?

– Бог, разумеется.

 -Пора, сестра, - кашлянул длинный, поглядывая на небо.

– Да, - кивнула Серая и обратилась к нам. – Я предлагаю переждать бурю у нас. Будьте гостями детей великого Цоя.

– Цой – жив, – отозвались Устин с Ярославом, молитвенно сложив на груди руки.

Марина незаметно дернула меня за рукав. Я посмотрел на нее, ничего не понимая.

– Итак, вы принимаете приглашение?

– Можно мы обсудим это … наедине? – не очень уверенно спросила Марина.

Серая пожала плечами.

– Пожалуйста. Но недолго. Буря.

Цоисты отошли в сторону и принялись что-то горячо обговаривать между собой.

– Андрей, давай не пойдем, - зашептала Марина. Губы у нее припухли от мороза, лицо раскраснелось.

– Почему? Мы замерзли, заблудились, в такую бурю нам не добраться до Пустоши…

– Все это так… Но…

– Что «но»?

– Мне не нравятся эти люди.

– Марина, - я взял ее за руку. – Ничего не бойся. Это просто сумасшедшие, они безобидны. В конце концов, ты со мной!

Девушка слабо улыбнулась.

– Хорошо, Андрей.

– Эй, - окликнул я цоистов. – Мы идем с вами.

6 СПОКОЙНАЯ НОЧЬ

Дом стоял в уключине переулка, такой же мертвый, как и окружавшие его каменные собратья. Когда Серая вошла под арку и махнула рукой: «Сюда», я, ведущий за ошейник вожака упряжки, подумал: не зря ли не послушал Марину? В конце концов, в Джунглях приходилось переживать и не такие бури, как–либо перекантовались бы… Но, взглянув на свою женщину, едва бредущую по снегу, отогнал от себя эту мысль. Одно дело – Джунгли, где, кажется, от деревьев исходит тепло, и совсем другое – этот город, этот обмороженный каменный гроб.

– Пришли, - произнесла Серая.

Вход в парадное был достаточно широк, чтобы упряжка вместе с санями протиснулась туда. Но усталые псы отказывались подниматься по обледенелым бетонным ступенькам.

– Мы поможем, - с готовностью вызвался толстяк Устин. – Так, Ярослав?

Длинный молча вцепился в задник саней. Я дернул за упряжь, вожак, не привыкший еще к своей новой роли, заскулил, напрягая мускулы.

– Толкайте!

Устин и Ярослав поднапряглись, и сани въехали по ступенькам на площадку.