Теплая Птица
Шрифт:
— Ты, Цыган, знаешь, что нам нужно.
— Знаю. Но не знаю, что есть у вас.
Снегирь кашлянул.
— Тридцать килограммов взрывчатки.
На лице Цыгана не отразилось ничего.
— Взрывчатка? Недурно…
Он подошел к параше. Желая струя загрохотала, как маленький водопад. Помочившись, Цыган повернулся к нам, неторопливо упаковывая сизую мотню.
— Так что? — в голосе Снегиря слышалось нетерпение.
Цыган отворил дверцу железного шкафа, стоящего в головах его постели,
— Здесь, как и в прошлый раз, ровно тысяча доз.
Снегирь взял мешочек.
— Андрей.
Я скинул рюкзак с плеча и выгрузил на пол шесть черных пакетов.
Крадучись, вошел Вадим, наверное, почувствовал: сделка завершена. Цыган кивнул нам, прощаясь. Мы покидали шатер, слыша за спиной звук поцелуя.
— Пидоры, — пробормотал сквозь зубы Киркоров.
Мы, стараясь держаться у стен домов, двигались в сторону барахолки. Рюкзак стал легким, как пушинка, и усталое плечо только что не пело от радости.
— Жоподеры, б…дь!
— Чего ты, Киркоров, так взъелся на них? — ухмыляясь, спросил Снегирь.
— Ненавижу говнотолкателей, — Киркоров со злобой ковырнул носком ботинка ледяной нарост на земле. — Перестрелял бы всех.
— Какая тебе-то разница?
Киркоров взглянул на меня, на Снегиря и, не найдя что ответить, махнул рукой.
Лунный сок заливал окрестность, ночь была ненамного темнее дня. Чаша стадиона напоминала череп быка. Не больше чем в сотне метрах отсюда — люк.
— Эй, вы, постойте!
Окрик зазвенел в морозном воздухе. Я оглянулся. Двое в форме стрелков приближались к нам.
— Патруль, — выдохнул Снегирь. — Вот дьявол!
Киркоров выхватил из-за пояса пистолет. Громыхнул выстрел.
— Бежим, б…дь!
Я помчался по сугробам вслед за Киркоровым, неуклюже вскидывающим на бегу голенастые ноги. Где-то за моей спиной сопел Снегирь и хлопали выстрелы — один за другим.
Киркоров отбросил в сторону люк и прыгнул в черную кишку.
— Скорее, — крикнул я Снегирю, и увидел, как тот упал лицом в снег. Пистолет! У меня же в руках пистолет! Выстрел — шаг, шаг — выстрел.
— Вставай!
Снегирь хрипел, но все-таки поднялся на ноги. Расстреливая обойму, я довел его до люка. Снегирь перегнулся через край и мешком полетел вниз.
Я оглядывался, поминутно оглядывался. Мне все чудилось хлюпанье подошв по лужам.
— Да не погонятся они, — раздраженно проговорил Киркоров. — Редко сюда суются.
Единственная рука Снегиря давила на меня. Он стонал, вскрикивал, едва передвигая ноги.
С канализационного свода капала ржавая вода, раненый все норовил ухватить каплю сухими губами.
Приходилось
Во время одной из остановок, уже на железнодорожном полотне, в метро, Киркоров сказал, глядя на Снегиря, в очередной раз впавшего в забытье:
— Не жилец.
— Заткнись, — его равнодушно-спокойный тон взбесил меня.
Киркоров пожал плечами и сплюнул в лужу — по воде пошли радужные круги.
— Ты чудак, Андрей. Ну, стрелки подстрелили Снегиря… А завтра завалят меня, послезавтра — тебя. Это резервация, привыкай.
— Заткнись, — повторил я, уже не чувствуя злобы, — только усталость. Я понимал, к чему он завел весь это треп: намекает, что безнадежного Снегиря можно бросить здесь.
Раненый застонал.
— Пить!
Я зачерпнул ладонью из лужи. Снегирь ухватился за мою руку со всхлипом и долго не отпускал. Его губы были шершавые и горячие.
— Поднимайся, Снегирь, — я ухватился за отворот куртки. — Киркоров, помоги.
Тот вздохнул и подставил плечо.
Мы выволокли Снегиря наружу и рухнули на снег. Я дышал полной грудью, втягивая внутрь себя холодный ночной воздух, — дышал и не мог надышаться. Мне казалось, что там, во мраке подземелья, я был мертв, и вот теперь ожил, вернее, родился заново. Я не дышал сейчас — я ел воздух, вместе с дымком далеких пожаров, вместе с лунным светом, вместе с ледяными иголками звезд, вместе с крупными снежинками.
Застонал Снегирь.
Я поднялся.
Над обломками кремлевской стены колыхалась поземка.
— Киркоров, покарауль здесь, я за подмогой. Вдвоем мы не одолеем и сотни метров…
9
СЕРЕБРИСТАЯ РЫБКА
Теплая Птица покинула Снегиря к вечеру следующего дня. Перед тем, как умолкнуть навсегда, он повернул ко мне искаженное мукой лицо и прошептал — не знаю, услышал ли кто-нибудь, кроме меня: «Андрей, не напрасно. Не напрасно…».
Марина и Букашка плакали. Христо, склонив на бок голову, задумчиво смотрел на горящую свечу. Вовочка и Киркоров перешептывались, поглядывая на умершего.
«Не напрасно…» Несложно понять, что силился сказать Снегирь, и почему он обращался именно ко мне.
До последней своей секунды он верил в возрождение. Верил, покидая этот мир, становясь прахом, проваливаясь в ничто, — он верил! Кто бы мог подумать, что в этом мягкосердечном любителе собак живет вера такой силы, неподвластная даже тлену. Глядя на желтеющее лицо мертвеца, я вдруг увидел за что именно Снегирь отдал свою Теплую Птицу.