Тепличный цветок

Ритчи Криста

Я встаю на носочки и провожу рукой по его волосам, зная, что сейчас он позволит мне это. Но даже когда мы стоим отдельно друг от друга, напряжение между нами зашкаливает, и мое тело изгибается, будто его тянет к Рику магнитом. Нам и правда нужно провести немного больше времени наедине.

– Они такие мягкие, и я люблю то, что твои локоны настолько длинные, что их можно сжимать в кулаках.

Его мышцы напрягаются, а взгляд мечется к русским девушкам, которые сейчас еще больше перешептываются, бросая на нас быстрые взгляды. Рик берет меня за руки, опуская их вдоль моего тела. Я хмурюсь, смущаясь.

Но ни с того ни с сего, он говорит что-то, однако обращаясь не ко мне. А к ним.

На русском.

Я не могу понять ни слова, но его речь похожа на их.

Самая высокая девушка оглядывается через плечо и смеется.

– Вы кажетесь отличной парой, - говорит она на ломаном английском.

Рик снова отвечает ей на беглом русском, и его глаза прищуриваются.

Она кивает, отвечая что-то на своем языке, а затем выходит с подругами на двадцать первом этаже.

Как только дверь закрывается, я ударяю кулаком ему в плечо.

– Почему ты не сказал мне, что умеешь говорить по-русски?
– я знала, что он хорошо владеет испанским, но русский язык обычно не изучают в школах.

Он прислоняет руки к стене.

– А может тебе сперва следует спросить: что сказали те девушки?

Я качаю головой. Он сердито глядел на тех девочек, при этом продолжая разговаривать со мной на английском, так что я думаю, они вероятно, подслушивали нас и шептались, обсуждая.

– Ты обвинил их в подслушивании нашего разговора, верно? А затем одна из них сказала тебе нечто колкое в ответ, - я широко улыбаюсь и выгибаю брови.
– Я права?

Он наклоняет мою голову, держа за подбородок.

– Когда это ты стала такой умной?

– А ты не знаешь? Я попросила об этом у джина, когда потерла лампу во второй раз. А именно, я загадала стать умнее Коннора Кобальта. Правда, он об этом еще не знает.

– Не подпитывай его хреново эго, - говорит мне Рик. Эго Коннора - практически его собственная жизненная сила.

Я провожу рукой по предплечьям Рика, а затем прижимаю ладонь к его затылку.

– Скажи мне, - говорю я, игриво улыбаясь.
– Ты выучил русский в школе, или же ты что-то вроде тайного агента ЦРУ?

Он закрывается; любые разговоры о его прошлом действуют словно репеллент. Но я до боли любопытная. Он не может просто заговорить по-русски, а затем сделать вид, будто в этом нет ничего такого.

– Ага, я недолго учился в Мэйбелвуде, - он пожимает плечами.
– У меня было время, чтобы подучить языки.

Несомненно это не вся история.

– И?
– не сдаюсь я.

Он внутренне колеблется, но спустя длительное мгновение все же говорит:

– И когда мне было шесть или семь, моя мама наняла преподавателей. Они и научили меня языкам, - он смотрит на потолок, а затем качает головой.
– Я ругаюсь так офигенно много, что в результате люди предполагают, будто я идиот, отличный спортсмен, но все же чертов идиот. И я по правде не хочу никого переубеждать. Это не имеет смысла.

Думаю, нужно быть реально сильным человеком, чтобы выбрать такую линию поведения, чтобы не переживать о мнении людей, даже когда ты знаешь, что ты лучше, чем они говорят.

Я не представляю, почему его удовлетворяет данное положение дел.

– Почему именно русский?

– Потому что она хотела, чтобы я его знал, - говорит он.
– Еще я владею испанским, итальянским и французским.

У меня глаза на лоб лезут.

– Постой, что?
– я снова ударяю его в плечо.
– Ты знаешь французский?!
– Роуз и Коннор разговаривают на французском, а он скрывал, что понимает их.
– О мой бог, - я хитро улыбаюсь.
– Ты знал, о чем разговаривают моя сестра и Коннор, все это время?

– Большинство их разговоров были глупыми.

– А ты употребляешь грязные словечки на всех языках?
– мне всегда было любопытно.

– Иногда, - говорит он.
– Но когда ребята разговаривают на французском, я чертовски стараюсь их не слушать. Поверь мне.

Цифры на экране лифта сменяются так быстро 10-9-8.

Рик столько всего скрывает внутри своей головы и скрывал это в течение многих лет. Он более одинок, чем я думала. Возможно, ему это нравится.

– А Ло об этом знает?
– спрашиваю я.

Он хмурится.

– О чем?

– О русском, французском, обо всем этом.

Он качает головой.

– Нет. Это не имеет значения.

– Но... это ведь делает тебя тобой, - говорю я.
– Это часть тебя, верно?

Его челюсти стискиваются.

– Это не та часть меня, Дэйзи, о которой мне, бля, хотелось бы помнить.

Он имеет в виду контроль своей матери. Думаю, таким образом Рик хочет забыть о своем детстве, которое превратило его в запутавшегося человека, мучавшегося столь же сильно, как и его брат. Я снова становлюсь на носочки и целую его в щеку.

– Спасибо, что рассказал мне правду.

Двери лифта открываются, и я слышу их. Рик ловит мою руку, переплетая наши пальцы, пока мы выходим в коридор. И от этого мимолетного, импульсивного жеста, мое сердце возгорается будто костер.

ГЛАВА 24

РИК МЭДОУЗ

Я сильнее прижимаю телефон к уху, думая, что услышал Коннора неверно.

– Прости, что?

– Я вышел на десять минут, чтобы поговорить с Роуз. Я не думал, что он станет заказывать что-то, кроме газировки Физзли и картошки фри.

– Ты говоришь мне, что отвернулся на десять гребаных минут, а мой брат принял что?

– Я не знаю. Но могу точно сказать, что он что-то заказал. Он не смотрит на меня, так что думаю, он пил газировку с ромом.

– Забери у него чертов стакан, - я вышагиваю по гостиничному номеру, быстро проводя руками по волосам.

– Он расстроен, - говорит Коннор.
– Нас весь день преследовали папарацци, задавая вопросы о твоем отце. Он не смог с этим справиться.

Предполагалось, что сегодня они отправятся за покупками по магазинам на улице Сент Оноре. Ло писал мне ранее сообщение, что Коннор скупил весь магазин Hermes для Роуз, при этом заказав доставку прямиком к себе домой. Казалось, моему брату было весело, но мне следовало позвонить ему и убедиться в этом.