Тепло Востока на Квинс Бульваре

Цырин Юрий

Ю.Ц.: Я знаю, что вы, являясь старшеклассником, изложили свои мечты о будущем Сургута в школьном сочинении. Насколько точно вам удалось предсказать будущее родного города.

Г.П.: Это был 1963 год, когда в городе уже работали геологи, что стимулировало буйные юношеские мечты. Интересно, что мне удалось вообразить мой город практически в том виде, какой он обрел к началу 21-го века. Правда, я ожидал, что он станет таким лет на 15 - 20 раньше. Но ведь известно: скоро сказка сказывается - не скоро дело делается. Пусть я и ошибся в сроках, но искренне горжусь городом, в котором сегодня живу!

Ю.Ц.: Вы коренной сургутянин далеко не в первом поколении, и при этом ваша трудовая жизнь целиком посвящена родному

городу. Именно здесь вы состоялись как инженер и организатор производства, а затем как ученый, изобретатель и организатор науки. Не уверен, что у кого-то еще в Сургуте есть подобная судьба. Скажите несколько слов об истоках своей судьбы: о вашем роде, о родителях, об учителях.

Г.П.: Мой отец, Борис Андреевич, - коренной сургутянин, выходец из казаков. Его родословная упоминается в летописях еще в начале 18-го века. Казаки направлялись в эти края для наведения порядка (в частности, для контроля за политзаключенными). По линии матери, Наталии Николаевны, ситуация была другой. Маму сослали в эти края в 1930 году, в возрасте 7 лет, с родителями. Ранее ее родные жили под Екатеринбургом большой семьей, работали на земле, имели развитое, крепкое хозяйство. Это раздражало местную власть - семья была "раскулачена" и сослана в район Сургута...

Здесь родители честно прошли свой трудовой путь, а отец стал и участником Великой Отечественной войны. Вернулся с фронта с тяжелым ранением руки. Сегодня из ушедших на фронт коренных сургутян в живых остался только он.

Тепло вспоминаю свою школу, учителей. Это были истинные подвижники, верные взятой на себя миссии. Их жизнь, их дела стали для нас, школьников, важным уроком нравственности.

В младших классах моей учительницей была Мария Абрамовна Кушникова, которая искренне любила нас, своих учеников. И я, по велению души, смастерил для нее в подарок сувенир - полочки со своими выжженными автографами. А через много лет увидел, что эти полочки сохранены и остаются на стенах ее дома...

С глубокой признательностью вспоминаю директоров школы Виктора Павловича Бирюкова и Андрея Николаевича Сибирцева, учителей старших классов. Коротко об этом не рассказать.

В производственном обучении школа была перепрофилирована с сельского хозяйства на нефтяную отрасль. Для нас, школьников, неоднократно организовывались экскурсии на буровые, и меня, конечно, вдохновляли дела и успехи буровиков, я стал увлекаться техникой. Над нашей школой шефствовала геологоразведочная экспедиция легендарного впоследствии геолога Фармана Курбановича Салманова, открывшего в Западной Сибири многие десятки нефтяных месторождений. Да, шефом была экспедиция Салманова - а это не шуточки!

Ю.Ц.: Что привело вас в науку из производственной деятельности и что помогло вам ощутить себя в науке вполне комфортно?

Г.П.: Придя на производство, я поставил своей задачей познать его досконально, устранить все пробелы в своих знаниях не только по бурению скважин, но и по добыче нефти. Это потребовало немалого труда, зато - и это не хвастовство - в дальнейшем не было такой инженерной задачи, какую я бы не сумел решить.

Что касается науки, мне давно хотелось оказаться в этой сфере, что стало бы естественным развитием достигнутых умений, но в Сургуте тогда еще не было никакого научного центра. Когда же организовался институт СургутНИПИнефть, я с радостью туда перешел. Знания и умения, приобретенные в инженерной практике, стали для меня надежной основой научной работы. А тонкую специфику научных исследований я осваивал с помощью опытных ученых-нефтяников.

Ю.Ц.: Какие принципиальные цели вы ставили перед собой в науке, и в какой мере вам удалось их осуществить?

Г.П.: Я сосредоточился, прежде всего, на проблемах заканчивания скважин. Это, в конечном счете, проблемы продуктивности скважин - главных технических сооружений нефтяной отрасли.

Мне было доверено руководство соответствующей лабораторией, и я поставил цель наиболее рационально решить задачу сохранения коллекторских свойств продуктивного пласта при освоении скважин. С этой целью была разработана специальная скважинная жидкость, которая не потеряла актуальности до сих пор. Стало возможным при минимальных затратах достигать наибольших положительных результатов: продуктивность скважин повышалась многократно.

Такая же концепция - максимальная эффективность при минимальных затратах - была принята и для разработки новых буровых растворов применительно к конкретным геолого-техническим условиям. Разработано порядка десяти видов.

Я намерен и впредь продолжать работы по поиску новых высокоэффективных материалов для строительства скважин.

Мы сотрудничали с другими научными институтами. В частности, ряд важных разработок, обеспечивающих повышение эффективности работы скважин, был осуществлен нами в содружестве с ВНИИ буровой техники. Эти работы следовало бы развивать дальше, но, увы, научно-исследовательская часть данного института перестала существовать (осталась разработка проектов на строительство скважин). Это один из примеров лавинообразного развала российской отраслевой науки, который начался в 90-е годы прошлого столетия.

В настоящее время у нас используется зарубежная техника и технология заканчивания скважин, что является весьма дорогим удовольствием, но при нынешней, весьма высокой цене нефти обеспечивается определенный положительный эффект. А что будет завтра? Хочется надеяться на лучшее...

Ю.Ц.: Какие основные трудности довелось вам лично пережить в борьбе за технический прогресс?

Г.П.: Основные трудности были вызваны, главным образом, теми условиями, в которых оказалась наука, когда в России происходили экономические преобразования конца прошлого века. В начале горбачевской перестройки, казалось, создались более благоприятные условия для науки. По существу, научную деятельность приравняли к чисто производственной и перевели ее на рельсы хозрасчета. Нашим главным маяком была провозглашена прибыль.

Но жизнь упорно показывала, что наука и производство не могут быть организованы совершенно одинаково, если думать об эффективности. Расходование денег в науке сопровождалось всё меньшей отдачей. Хозрасчет позволял нам достаточно свободно обращаться с деньгами, например, сэкономить на каких-то экспериментах и на этой основе повысить зарплату...

А вскоре наш институт отделили от акционерного общества "Сургутнефтегаз - и прекратилось централизованное финансирование исследований и разработок: дескать, ищите сами заказчиков и деньги на пропитание. Тут же из института уволилось множество специалистов. Остались три лаборатории, позже преобразованные в отделы (по строительству скважин, геологии и гидродинамике). Работать стало очень трудно, нас поддерживал обретенный ранее и не угаснувший энтузиазм. Приходилось работать в долг, без денег, при этом стало необходимо сократить численность научных подразделений.

К счастью, через некоторое время институт снова стал структурной единицей "Сургутнефтегаза"...

Ю.Ц.: Что, по вашему мнению, необходимо для благополучия российской прикладной науки в дальнейшем?

Г.П.: Я бы назвал прикладную науку главенствующей во всей научной сфере, хотя такое мнение многие назовут спорным. Да, академическая наука дает бесценные новые знания, но ведь именно прикладная, отраслевая наука должна непосредственно создавать те новые объекты техники и технологии, которыми прямо определяется научно-технический прогресс в экономике. А разве мы сегодня слышим в России какие-то вразумительные разговоры о путях развития прикладной науки, в частности, корпоративной (относящейся к отдельным компаниям, акционерным обществам и т.д.)?!