Терапевтическая проза. Ирвин Ялом. Комплект из 5 книг
Шрифт:
«Иными словами, – отозвался Пол, – ты, и только ты, можешь защитить или вывести ее от болезни, от смерти».
«Именно так. Но я хочу сказать, что за пять лет аналитической работы с ней проблема смерти не возникала ни разу».
«Я со своими пациентами тоже с этим не сталкивался».
«Тебе надо заняться этим. Она всегда скрывается под внешней оболочкой».
«А ты-то что, Эрнест, со всей этой этологической конфронтацией? Появился новый материал, значит, надо продолжать терапию?»
«Вот поэтому я пишу книгу о страхе смерти. Помнишь, Хемингуэй говорил, что его терапевт – „Корона“?»
«Сигары „Корона“?»
«Печатная
«Разумеется, а вот мой счет за сегодняшний вечер. – Пол подозвал официанта и жестом показал ему, что счет следует подать Эрнесту. Он взглянул на часы. – Через двадцать минут ты должен быть в книжном магазине. Расскажи-ка мне вкратце о своем эксперименте с самораскрытием с этой новой пациенткой. Что она собой представляет?»
«Странная женщина. Очень интеллигентная, отличный специалист, но при этом удивительно наивная. Несчастлива в браке, и мне хотелось бы довести ее до такого состояния, когда она сможет найти способ решить эту проблему. Пару лет назад она хотела подать на развод, но муж слег с раком простаты, и теперь она думает, что прикована к нему до конца его дней. Единственная успешная попытка терапии с психиатром с Восточного побережья. И – внимание, Пол! – у нее был долгий роман с этим парнем! Он умер несколько лет назад. Что самое ужасное, так это тот факт, что она утверждает, что это помогло ей. Она молится на него. С таким я сталкиваюсь впервые. Я никогда не встречал пациента, который утверждал бы, что сексуальные отношения с терапевтом благотворно на него подействовали. А ты?»
«Помогло? Да это помогло терапевту немного расслабиться! Но пациент… для пациента это всегда плохо кончается!»
«Почему ты говоришь „всегда“? Я только что описал тебе случай, когда это помогло. Так что давай не будем позволять фактам вставать на пути научной истины!»
«Хорошо, Эрнест. Я исправлюсь. Попытаюсь быть объективным. Посмотрим… Дай-ка подумать. Помнишь тот случай несколько лет назад, когда ты был экспертным свидетелем? Как его звали? Кажется, Сеймур Троттер. Он утверждал, что это помогло его пациентке, что это был единственный способ добиться успеха терапии. Но тот парень был таким самовлюбленным, он был опасен. Кто ему поверит? Несколько лет назад у меня была пациентка, которая пару раз переспала со своим пожилым терапевтом, когда у него умерла жена. Она называла это „благотворительным сексом“. Утверждает, что особой пользы ей это не принесло, да и вреда тоже, но в общем опыт был скорее позитивным, чем негативным.
Разумеется, – продолжал Пол, – многие терапевты заводили романы с пациентками, а потом женились на них. Это тоже надо учесть. Мне никогда не попадались на глаза какие-либо данные по этому поводу. Кто знает, какова судьба таких браков. Может, они оказываются значительно более удачными, чем мы можем предположить. Дело в том, что у нас просто нет информации по таким бракам. Мы знаем только о катастрофах. То есть числитель нам известен, а знаменатель – нет».
«Странно, – сказал Эрнест. – Ты слово в слово повторяешь аргумент, который я слышал от своей пациентки».
«Но это же очевидно. Мы знаем о трагедиях, но не знаем, на каком фоне они происходят. Может, где-то
Так что, Эрнест, вот мой ответ на вопрос о научной истине. Теперь я отдал должное науке. Но, по моему мнению, проблема сексуальных взаимоотношений терапевта и пациента – это нравственная проблема. Ни один научный подход не сможет убедить меня в том, что безнравственность нравственна. Я уверен в том, что секс с пациентом – это не терапия, не любовь, но эксплуатация, надругательство над доверием. При этом я не знаю, как относиться к твоим рассказам о пациентах, которые были уверены в обратном. Не понимаю, зачем ей было лгать тебе!»
Эрнест расплатился с официантом, и они вышли из ресторана. До книжного магазина было рукой подать, и они пошли пешком. Пол спросил: «Итак… Расскажи мне еще об этом эксперименте. Насколько ты откровенен?»
«Я делаю первые шаги в своем новом стиле отношений, но все происходит не так, как я ожидал. Не так, как я себе это представлял».
«Почему?»
«Знаешь, я был настроен на более человеческие, более экзистенциальные отношения, чтобы в конце концов получилось что-то вроде „и вот мы вместе встречаем крайности бытия“. Я думал, что буду обсуждать с ней свои чувства к ней из „здесь и сейчас“, наши взаимоотношения, свои собственные тревоги, фундаментальные проблемы, с которыми мы оба сталкиваемся. Но ее не интересуют глубинные, значимые проблемы; она пытается выжать из меня тривиальную информацию: о моем браке, о моих женщинах».
«И что ты ей отвечаешь?»
«Я пытаюсь найти свой путь. Пытаюсь найти грань между аутентичным реагированием и удовлетворением похотливого любопытства».
«Что ей от тебя нужно?»
«Облегчение. Она оказалась в ужасной ситуации, но в основном фиксируется исключительно на сексуальной фрустрированности. Ей прямо-таки не терпится. И она взяла моду обнимать меня в конце сеанса».
«Обнимать? И как ты реагируешь?»
«А что в этом такого? Я экспериментирую с совершенными отношениями. В своем отшельничестве ты уже, наверное, забыл, что в реальном мире люди постоянно прикасаются друг к другу. Эти объятия не имеют сексуальной окраски. Я знаю, что такое сексуальные объятия».
«А я знаю тебя. Будь осторожен, Эрнест».
«Пол, успокойся, я все объясню. Помнишь, в „Воспоминаниях, снах, размышлениях“ Юнг писал, что для каждого пациента терапевт должен создавать свой язык терапии? Чем больше я об этом думаю, тем более гениальными кажутся мне эти слова. Мне кажется, что это самое интересное замечание Юнга относительно психотерапии, правда, сдается мне, он не довел эту мысль до конца, не понял, что суть не в том, что для каждого пациента нужно изобретать новый язык или, скажем, новую терапию – суть в самом факте изобретения! Иными словами, действительно важен процесс работы терапевта и пациента, честный процесс изобретения. Я кое-чему научился у старика Троттера».