Терапия
Шрифт:
Как футбол. Я ничего не знаю о нем, но я погуглила и узнала каждый футбольный термин. Теперь я могу смотреть с ним игру и кричать что-то типа: «Судья слепой что ли? Этот чертов блок был против правил!» или «Они вообще видят, что он завалил подающего?»
Я полностью перевоплощаюсь, но мне нравится делать его счастливым. Нравится, что он считает меня нормальной. Даже круто. Я просто хочу его одобрения, и чтобы он поддерживал меня. Его мама — отдельная история. Я сильно сомневаюсь, что когда-нибудь она меня одобрит.
Я шлепаю его по руке и двигаюсь в ее сторону.
Я проглатываю ком в горле размером с теннисный мяч и глубоко вдыхаю. Джейс бросает мяч на траву, и, когда наши взгляды встречаются, я уверена, что он видит в них дикий страх. Он пытается уменьшить напряжение, но не важно, что он скажет, это чертовски тяжелый для меня момент.
Миссис Коллинз из тех людей, которых больше всего волнует репутация семьи. Видеть ее сына с непопулярной девушкой, определенно не обрадует ее.
— Привет, мам. Извини за музыку, — он смотрит на нее щенячьими глазками и мило улыбается. Ну как можно злиться на такую мордашку? Какое прекрасное лицо!
Выражение лица миссис Коллинз не изменилось.
Она сделана из бетона?
Я слежу за ее взглядом и понимаю, что она смотрит прямо на мою футболку. Хотела бы я провалиться под землю. Джейс смотрит то на маму, то на мою футболку и усмехается. Я смотрю вниз на слова, которые напечатаны большими черными буквами на моей розовой футболке: «Музыка делает меня похотливой. Если когда-нибудь будет момент, когда я бы захотела стать невидимой, то это именно он».
Она смотрит на меня, как будто я — «Оно» Стивена Кинга, которое собирается украсть ее сына и увести его куда-то в темную пещеру. Джейс все так же широко ухмыляется, когда наблюдает, как я медленно краснею.
— Мам, это моя подруга Джессика. Джессика, это моя мама, Ариана Коллинз.
Она подходит ближе ко мне и протягивает свою руку с идеальным маникюром, и дарит мне вынужденную улыбку, на накаченном ботоксом лице.
— Приятно познакомиться с тобой, Джессика... — она интонационно поднимает вторую половину моего имени в вопросе. — Как твоя фамилия?
По-видимому, ей нужно узнать мое место в ее социальной лестнице.
— Александр, мэм, — неуверенно отвечаю я. Этими двумя словами я подтверждаю, что фамилия моей семьи не находится в списке членов загородного клуба. Мои глаза нервно перебегают от нее к земле, и я просто хочу сбежать от этого ужасного момента. Она опускает взгляд на мою футболку, а затем возвращает обратно ко мне. Неловкая пауза, прежде чем она утверждает, что делает ситуацию еще более неловкой.
— Твои родители знают, что ты так одеваешься, мисс Александр? — спрашивает она, изгибая бровь и поджимая свои блестящие губы, которые, вероятно, такие же фальшивые, как ее кожа без морщин.
Она раздражает меня. Факт того, что она спрашивает про моих родителей, делает меня чертовски злой. А она не знает,
— Мам, кому какое дело до футболки? Она крутая. Если бы они были в другом цвете, не розовом, как «Пепто Бисмол», я бы тоже носил такую. Даже если меня делают возбужденным не музыка, а сиськи и другие вещи.
Я поворачиваю голову в его направлении, а затем снова к его маме, разинув рот.
Он, правда, только что сказал «сиськи» своей маме? Да, я думаю, он сказал.
— Джейс Коллинз! Ты должен следить за своим языком, юноша. Совершенно неуместно так говорить, особенно перед юной девушкой.
— Прости, мам, — говорит он. Затем смотрит на меня. — Прости, Джесс, — он подергивает бровями в мою сторону, но его мама не видит этого. Я стараюсь сдержать свой смех. Я и так уже сделала достаточно, чтобы выставить себя дурочкой.
— Ты рано вернулась, мам. Что случилось? — спрашивает он, вращая во рту зубочистку. После Джейса я никогда не смогу смотреть на зубочистки как прежде.
Может, на Хэллоуин мне стоит быть зубочисткой, чтобы намекнуть ему, что я бы хотела, чтобы он тоже перекатывал меня в своем рту.
Я выкидываю мысли о зубочистках, когда его мама начинает разглагольствовать о благотворительном ужине, который они должны посетить сегодня вечером.
— Ты идешь, Джейс. Не пытайся отделаться от него. Брант встретят нас там в семь часов, так что убедись, что ты готов, и надень свой красивый костюм и галстук, — на этих словах она поворачивается на своих дорогих каблуках и уходит в дом.
Брант. Они собираются на событие с семьей Брант, а это значит, что Джейс, мой Джейс, проведет вечер со своей бывшей девушкой, этой ледяной сукой — Элизабет Брант. Я немедленно напрягаюсь, а мой желудок сжимается от злости и ревности. От всего этого внезапно я чувствую, что меня тошнит. Я отворачиваюсь, подхожу к причудливой скамейке во дворе и хватаю свою сумку. Закидываю ее на плечо и иду к своей машине.
— Эй, подожди минуту. Куда, черт возьми, ты собираешься, Джесс? — говорит он, подбегая ко мне.
— Домой, — бормочу я.
Я не смотрю на него, потому что он может увидеть, что я вот-вот заплачу, или что я полна ревности. Я могу взорваться. Знаю, что происходит, и должна убраться отсюда. Я не чувствовала это на протяжении месяцев, и сейчас должна уйти, прежде чем он увидит настоящую меня.
Все, что я хочу делать — плакать, кричать... резать себя. Потому что не имеет значение, как прекрасны были эти два месяца, теперь я ясно вижу, что никогда не буду соответствовать его миру. Презрение в глазах его мамы было безошибочным. Он говорит, что только хочет, чтобы мама гордилась им. Ну, она никогда не будет гордиться им, если он будет общаться с кем-то как я. Он бросит меня, как все остальные, и это будет так больно, как я еще никогда не чувствовала.