Терминатор. Часть 1

Киселев Андрей Александрович

И вот всем срочно понадобился этот беглый майор Виктор Кравцов и этот беглый киборг Скайнет.

Подошла радист и связист ракетного бункера Тамара Кудрявцева.

— Родион — она произнесла — Мне надо с тобой поговорить с глазу на глаз.

— Говори — произнес тот ей резко, проверяя свой 9,39 мм автоматический ВАЛ — У меня тайн от своих ребят нет. Что тебе нужно, Тамара.

Та немного помялась и произнесла ему — Если найдете Кравцова, не убивайте его, Родик, пожалуйста.

Она, почти жалобно попросила Семенова.

Все в этом бункере знали, что Тамара Кудрявцева, радист и связист бункера бегает за Кравцовым. Все дружно переглянулись, молча, и заулыбались,

искоса и из-под лобья, глядя то на Тамару, то на своего командира Семенова.

— Не беспокойся, Тамара — тот произнес женщине лет сорока — Если не будет сопротивляться, постараемся не убить.

— Родик — она панически и расстроено еще раз повторила ему.

— Все — произнес тот ей — Разговор окончен, давай иди отсюда и занимайся своим делом. Урал еще на связи и бункер Гаврилова?

Тамара Кудрявцева посмотрела на этих всех как на отпетых убийц и неких бесчеловечных совсем уродов, обидчиво. И ответила, уходя и глядя на стоящих чуть в стороне людей с поисковыми натренированными на роботов собаками. В СКАТАХ и с плазменными пехотными винтовками из бункера полковника Глеба Гаврилова — Я всегда думала, что ты не такой как другие Родик.

Тот даже не посмотрел на нее и ее сторону. А Тамара пошла, не оборачиваясь от его группы в глубину бункерного туннеля к себе в радиостанцию бункера. На ее глазах женщины лет сорока стояли слезы.

Единственный кто ее проводил сочувственным взглядом, это был товарищ когда-то Егорова Алексея и односельчанин Федотов Степан. Он включенный в группу разведки Семенова, словно нехотя поправлял свою форму и оружие на себе.

— Ну что боец, Федотов Степан Леонидович! — произнес своему подчиненному уже обстреленному солдату ракетчику Родион Семенов — Выше нос, на киборга идем охотиться!

Подошел лейтенант Лев Круглов со своими бойцами из охраны ракетного бункера.

— Ну, что, готовы? — спросил он у Семенова — Или еще выделить бойцов?

— Нет, обойдемся, Круглов — произнес Родион Семенов — Здесь и так бойцов хватает, Гаврилов не обидел. Вон каких орлов мне выделил на поиски того беглого робота и Кравцова. Еще и с собаками.

* * *

Он стоял у материнской могилы. Стоял один прямо у слежавшейся уже и осевшей горочки и могильного холмика своей родной матери. Майор Кравцов не стал входить внутрь за деревянную сколоченную оградку из обычных струганных уже чернеющих от сырости и потрескавшихся и высохших от солнечной жары досок.

Они подошли сюда вместе. Оглядываясь по сторонам, и опасаясь преследования, все же пришли на местное деревенское кладбище.

Алексей не мог поступить иначе. Здесь лежала его мама. Мертвая Антонина. Мама его и его брата Ивана мама.

Она умерла, а он и не знал. Умерла еще в апреле месяце. Когда еще таял снег. Отец сказал ему, о ее смерти. И не запретил посетить материнскую могилу. Да он бы и не смог запретить ему сделать это. Алексей все равно был бы здесь. И вот он, опустившись на свои робота Т-888 колени, стоял перед ее могилой. Опустив свою в человеческой плоти и коже бронированную колтаном под русыми коротко остриженными волосами мальчишескую голову под моглильным торчащим из земли еловым крестом. Он робот и человек в одном лице и у могилы своей матери.

Смогла бы она принять его теперь таким или нет? Поняла бы его? Может, тоже, нет. Как и родной отец. Если бы была жива сейчас.

— Мама — произнес тихо он, стоя и почти касаясь могильного холмика покрытой русыми коротко стриженными ежиком волосами робота киборга-гибрида головой — Прости меня мамочка. Прости.

Алексей плакал. И с его вырощенных

искусственно слезных желез, бежали ручьем слезы. По тридцатилетнему робота и человека лицу. За которым, скрывался все тот же двадцатилетний мальчишка. Он видел своими красными киборга-гибрида, в глазницах бронированного колтаном черепа, горящими линзами камерами под живыми человеческими синими глазами, как слезы капали на заросшую травой и цветами могильную материнскую землю. Все это отображалось на цветном встроенном внутри его головы 40000000 битном мониторе. Он слышал, как надрывно гудел вместо его сердца где-то глубоко внутри ближе к стальному позвоночнику машины ядерный генератор, и теперь гудели уже обе водородные, попеременно батареи в грудной выдвижной ячейке под бронированным грудным щитом робота киборга инфильтратора. Как живые два человеческих сердца. Что-то происходило внутри его искусственного машины и человека тела. Машина, в которой находился, Алексей сама реагировала на его горе. Как он и сам понять не мог, но это происходило. На экране монитора высвечивались столбиками данные, но эти данные машина не могла индефицировать. Это был просто беспорядочный набор букв и цифр. Совершенно пустой набор букв и цифр. Это была боль самого внутри ее заключенного человека. Он чувствовал как по его искусственно созданному телу уже машины, блуждает в отчаянии его вживленное внутри человеческое Я. Эта энергия в живых биотоках, текущая по телу робота Т-888, вперемешку с электроэнергией самой машины. Уходя из тела в защищенный специальной амортизацией от ударов Центральный Нейронный Процессор, соединенный с живым с тем его живым человеческим Я внутри. Способным, обрабатывать до 40 миллионов вариантов в секунду, и обратно, растекалась сейчас обжигающим нестерпимым жаром по его бронированному металлом колтаном боевому эндоскелету.

Он чувствовал все. Каждый миллиметр своего тела и каждый узел, и деталь робота и человека. И это все теперь болело. Болело с невыразимой ноющей силой. Так как не болело никогда. Болела каждая деталь и каждый винтик в этом его искусственно созданном киборга Т-888 и одновременно гибрида теле. Первого и единственного такого в своем роде. Какой была и Юлия. Все это было создано на базе робота три восьмерки. Но совмещенного с человеком. И все болело. Это болела живая заключенная человеческая душа. Душа внутри самой машины. Душа, помещенная в каждый блок, узел и деталь искусственного творения своего нового родителя Скайнет.

— Мамочка, прости меня — он, плакал и молил ее лежащую там внизу в гробу и земле — Прости за все. Прости меня и брата Ивана. Прости. Я должен был, так поступить. Это ради всех, мама. Ради отца и брата и всего живого. Ради окончания этой войны, и ради всей жизни на земле.

Алексей положил свои манипуляторы эндоскелета руки в плоти и коже человека под кожаными рукавами черной кожаной куртки на могилу и так сидя плакал, прося прощения у матери, которую волею роковой своей такой вот судьбы когда-то оставил. И не знал ничего, о ее смерти. Как не знает до сих пор его старший брат Иван.

— Мама, я не мог по-другому — произнес, сквозь слезы Алексей — Не мог. Ты должна понять меня. Прости, что так поздно узнал о твоей смерти, мама.

— Алешка! — крикнул ему майор Кравцов — Слышишь, Алешка?!

Кравцов увидел людей в военной зеленке и летних маскировочных халатах разведчиков на окраине леса перед крайними оградками других могил. С оружием наперевес и с собаками. Они видели их, и Кравцов понял, что дело худо.

— Слышишь меня, Алексей! — он рявкнул, уже громко так, что, наверное, те тоже услышали, кто пришел по их душу.