Тернистая дорога к звездам

Мишарин Борис Петрович

— Какую еще сеть? — не понял Корнеев, — опять я ничего не знаю. Ты в курсе Пилипчук?

— Нет, первый раз слышу.

— Первый раз он слышит… У тебя в городе целая сеть шпионов действует, а он первый раз слышит. Это как понимать?

— Извините, Степан Александрович, у Пилипчука были наметки на эту сеть, но я попросил его не заниматься этим вопросом, чтобы в толкучке не испортить дело.

— Заступаешься, Войтович? Это тоже не плохо, я рад, что вы находите общий язык. Так какие документы вы впарили Джону на сей раз и за сколько?

Войтович

посмотрел на Пилипчука, Корнеев понял.

— Выйди, — приказал он.

— За пятнадцать миллиардов долларов, деньги на счету НИИ. На сей раз мы отдали не липу, а настоящие чертежи и схемы двигателя, которые позволяет ракете достигнуть скорости света.

— Вы с ума что ли сошли с Графом?

— Граф пояснил, что скорость света его не интересует. Это как биплан против современного истребителя. Кроме того, американцы затратят на производство уже никому не нужного двигателя триллион или более долларов, что ослабит их экономику.

— Верховный в курсе?

— Не знаю, с ним Граф общается. Не моего ума дело…

— Не твоего ума дело… Что есть у нас, если Граф так легко разбрасывается новейшими технологиями?

— Военные строители обещают сдать к концу лета завод или сборочный цех. Будем собирать новые ракетоносители вместо Ангары, способные доставлять на орбиту груз любой тяжести без скорости света — был здесь, оказался там.

— Это как?

— Не знаю, — пожал плечами Войтович, — звездолет еще будет по той же схеме — был здесь, оказался там, например, у созвездия Лебедя. Ракете со скоростью света туда около пяти тысяч лет лететь. Поэтому Граф и говорит, что зачем нам это старье — скорость света? Пусть на него американцы деньги тратят, радуются и Нобелевки получают, а мы как-нибудь так обойдемся.

— Старье… — засмеялся Корнеев, — шутки у Графа… гений! Что еще скажешь. Вопросы, просьбы есть?

— Вопросов нет, просьба есть. Ко мне не так давно подошел профессор Буторин, это заведующий нашей четвертой лабораторией. У них там какой-то вопрос сложный возник. Всем коллективом решить не могли. Екатерина Васильевна дома работала. Вопрос сняла… очень важный вопрос. Буторин сказал, что Граф постесняется представить свою жену к награде, но она это непременно заслуживает.

— Я понял, Александр Павлович, сделаем.

Корнеев вернулся в Москву, написал представление Верховному на Войтовича и Екатерину Васильевну. Просил наградить их орденом "За заслуги перед Отечеством". Верховный подписал представления безоговорочно.

* * *

Лето выдалось грибным, дожди шли чаще обычного. Три дня дождь, день растаскиваются облака, солнышко и снова льет дождь. Уровень воды в реках поднялся неимоверно высоко, но угрозы затопления не было. Даже грибники ворчали — когда же этот проклятый дождь кончится. То сушь и жара невыносимая, то льет, как из ведра, то снег, ветер и холод — как же угодить человеку: то неладно и это.

Но часть людей почти не обращала внимания — не до погоды, работать надо. Граф поехал на

стройку. Охранники открывали двери автомобиля, держа зонты, он выходил, осматривался. "Как сами в это грязи не захлебнутся"? Кругом лужи и целые озера воды, асфальт уже не асфальт, а сплошная раскисшая глина. Только бордюры еще выдают дорогу. Он спросил у подбежавшего комбата, указывая рукой на окрестности:

— Это что?

— Как что — стройка, — ответил, не совсем понимая, комбат.

— Грязелечебница будет?

— Дождь… что я могу поделать?..

— По плану здесь давно должен лежать асфальт и клумбы цвести, а у вас, подполковник, даже водоотводов нет. Прорыть небольшую канавку и озеро спустить в лес: тоже сил нет? Оно через несколько часов прорвет вашу насыпь и сольется в цех — что тогда?

Комбат свистнул, подбежал рядовой, получил приказ отрыть водоотвод в лес. Человек десять вышли из бытовки, взяли лопаты, нехотя стали ковыряться в земле, зло поглядывая на прибывших. Поковырялись минут пять и ушло озеро в лес. Граф прошел в цех.

Работы завершались, посередине цеха проложены особо прочные рельсы. Граф взял линейку, замерил высоту рельс от бетона.

— Комбат, здесь тридцать, здесь двадцать, а здесь двадцать пять. Это что за гребенка?

— Вибратор сломался — на глаз заливали, — ответил подполковник.

— Вибратор сломался, — повторил Граф, — значит, бетон еще и неплотно лег в глубине. Почему бетон не той марки? Он же сам по себе не прочный.

— Что дают, то и заливаем.

— Вам, подполковник, цистерну жидкого навоза привезут — тоже зальешь?

Подполковник молчал.

— Кто дал команду заменить марку цемента?

Подполковник не отвечал, потупив голову.

— Вы тоже не знаете, майор? — Обратился Граф к заместителю командира строительного батальона.

— Генерал-майор… начальник тыла. Он лично с заводом договаривался, по накладным бетон соответствует.

Граф еле сдерживал себя…

— Я не строитель и то понял, что бетон не прочный, не той марки. А вы… куда вы-то смотрели, господа военные строители? Это же прямое вредительство и хищение… Принимай, майор, временно командование батальоном. Этого, — Граф повернулся к Войтовичу, — это ваш клиент, генерал. Зама по тылу доставить немедленно сюда. Пока идет следствие — пусть бетон отбойным молотком долбит. Допрашивать его тоже здесь, в часы отдыха от работы. Министра сюда и обоих командующих — пусть сами порядок наводят.

Граф не поехал на работу, сразу появился дома, подошел к бару, налил в бокал коньяк и выпил. Прошел на второй этаж в спальню, завалился на покрывало прямо в одежде. Вошла Катя, увидела мужа, лежащего на постели в одежде. Подошла ближе, улавливая запах спиртного.

— Что случилось, Ромочка, что-то серьезное?

— Потом, Катенька, все потом… Хочу выспаться. Возьми мой телефон… никого не хочу слышать.

Она не стала его беспокоить, накрыла пледом и вышла. Сразу позвонила Войтовичу, тот объяснил ситуацию.