Терниум или Бульварное танго
Шрифт:
Павел мог разоряться в адрес приятеля до бесконечности, тем более, когда дело касалось собственного здоровья, но тут его монолог остановил Слон.
Слон, в отличие от Пахи, был человеком мыслящим, и хотя иногда в некоторых местах и в некоторых сообществах нес откровенную чушь, все же продолжал слыть среди друзей неплохим аналитиком, хорошим логиком и обладателем дара начинающего оратора. Павел уважал Слона и считал его «наипервейшим корефаном». Кроме того, они вместе росли, вместе учились и вместе ходили в один клуб; принимали участие в одних и тех же экспедициях и походах и, самое главное, постоянно были в одной связке, порой не раз вытаскивая друг друга из преисподней; в общем кое-что знали о себе и не понаслышке. И не беда, что Слон был на целую голову выше, зато Павел был шире на полплеча и, соответственно, пропорционально отличался грузоподъемностью, (понятное дело – в большую сторону). А вот в затяжных переходах
– Други! Миру явлена уникальная возможность лицезреть его величество прогресс! Перед нами преображение, нет, скорее новое рождение Лысого! Его IQ прыгнул сразу на пару порядков вверх! Это гигантский скачок вперед! Это даже больше, чем скачок! Это – нечто! Это – революция! Я говорю о возможности простейшей материи серого вещества делать выводы! Ура, други! Лысый начал думать; он начал делать выводы! И пусть они на первых порах примитивны, пусть наивны, но… но все же это есть некая творческая активность, немыслимая в масштабах амебных представителей; активность, положительно характеризующая аналитическую работу головных полушарий. Ура, ура и еще раз ура! Ты просто молодец, Лысый! Ты нас всех порадовал!
Слон выдохнул и снова набрал полные легкие чистого горного воздуха, намереваясь продолжить словесный понос и перейти к главной его составляющей:
– Теперь поговорим о другом. Затронем негативные стороны позитивного сдвига у Лысого. Он приобрел способность мыслить, но (тут, видимо, у самого Слона произошел сдвиг, один из тех, когда его лексикон претерпевал удивительные превращения) какого хрена, спрашивается, он порет сейчас чушь? Настоящую чушь! Какого хрена? И я отвечу вам, други! Эта обезьяна, это животное затащило нас в самую глушь, вывозило по уши в грязи и теперь хочет отмазаться! Выехать, так сказать, на мутняках! Не выйдет, Лысый! Ты облажался, тебе и есть этот отстой!
Слон пнул ногой в пустоту и вернулся к былому красноречию:
– Не будем о плохом. Лысый – парень в целом что надо. А то, что завел не туда, … – с кем не бывает? Процесс плутания – штука неадекватная…
– Во всем виноват я, и только я – ораторские излияния выдающегося ритора прервал Толик – еще один кандидат на литературную премию. Толик, Анатолий или просто Дуло, как называли его меж собой лесные бродяги.
В любом коллективе, состоящем из нескольких индивидуумов, найдутся люди, которые несут скорби всего социума исключительно на себе. Они не могут поступать по-другому. Не могут. Если они не взгромоздят на собственные плечи сундук чужих проблем, то им будет чертовски плохо. Физически и морально. Это коллекционеры провалов и неудач. Собиратели горя. Ныне почти уже вымершие. И Толик был одним из таковых. Он был динозавром настоящего. Самый старший член таежного братства, затерявшегося где-то на западных склонах гор. Возможно, в его словах и была доля правды.
Он шел этим маршрутом второй раз, и на него возлагалась львиная доля ответственности за бремя переходов, тем более Толик являлся единственным представителем полного совершеннолетия среди покрытых пушком юнцов, гордых и кичливых. Ему было 22. Отслужив положенные два года в связном полку на Дальнем Востоке и вернувшись обратно, он окончил курсы спасателей и устроился работать в тот самый турклуб, который когда-то, еще пацаном, посещал на правах пионера. Именно в то время ему довелось побывать в здешних местах в составе небольшого отряда, задействованного в экспедиции на выживание под непосредственным началом Алексеича, автора всех самых безумных проектов, который руководил к тому же клубом.
Об Алексеиче ходили целые легенды, но, впрочем, речь сейчас не об этом. В ту пору Толику было лет 15–16 и он, естественно, мало что запомнил. Помнил Толик лишь одно – то, что от подножия надо идти строго на север (это он помнил точно), потом (уже смутно) на запад, потом (очень смутно) снова на север, и примерно на вторые или третьи сутки (совсем смутно) можно было оказаться у радоновых источников, от которых предположительно один дневной переход до «каменных ворот».
Дальнейший маршрут Толик не помнил. Или помнил только на словах. Зато Лысый уверял, что помнит абсолютно все, вплоть до вершины и даже после: весь спуск до голубичной мари на северных отрогах. Лысый был в этих местах всего один раз в прошлом году, и то под руководством Алексеича, и думал почему-то, что уже ни за что на свете не спутает север с югом, а запад с востоком. Лысый очень надеялся на свою память. Лысый был уверен в этом на 150%. Поэтому, когда Толик, или Дуло, как его теперь на четвертые сутки плутаний называли горе-туристы, с самого первого дня в первом же переходе
Территория ворот была священна для местных аборигенов. Раз в год они собирались сюда со всех сторон, чтобы поклониться восточному божеству. Раз в год они украшали редкие растущие на камнях деревья лоскутами тканей всевозможных расцветок и подвешивали на ветки какие-то поющие на ветру штучки. Раз в год, что было самым интересным, аборигены раскидывали по округе денежные знаки различного достоинства. Самые крупные купюры заталкивались под основание средней величины макета легендарного храма, по преданию, находившегося под осколками рухнувшей некогда огромной горы. Предание также говорило о причине катастрофы. Причиной являлась жестокая богиня, которая, разозлившись на людей, в гневе срезала ладонью сразу полвершины. Но из-за чего она разгневалась и почему? – вот об этом предание умалчивало. Только с тех пор, говорят, все окрестные хребты стали покрыты сплошным слоем каменных валунов величиной от письменного стола до огромных бетонных плит. Такие творились тут когда-то дела. Говорят, что и сама вершина, представляющая собой огромное 300-метровое плато, выложенное такими же булыжниками, причем в форме правильного эллипса, было делом рук горной феи. Многое говорят. Только правдой это было или нет – толком никто не знал. Правдой было лишь то, что Лысый вывел всю компанию точно к «воротам».
Там они и заночевали, а на рассвете, посягнув на собственность махатм, нечаянно взяли, или, как выразиться по-другому, собрали некоторые бумажные знаки, раскиданные около макета древней легенды. Собственно, почему некоторые? Вычищено все было довольно основательно. Лысый даже не побрезговал ржавыми медяками явно тибетского происхождения. В общем, сработали грамотно и на совесть, можно сказать, идеально. Проявили себя в качестве некоторых рук многорукого и унесли к вершине 3\4 стоимости экспедиционного проекта. Боги, наверное, обрадовались неожиданному повороту событий. А как же не радоваться – не надо высылать собственных гонцов, не надо выдумывать никаких кармических штучек, ничего не надо. Все просто: пришли какие-то недоумки, сгребли наличность и были таковы. Ну и что, что они затоптали все вокруг; зато – вот удача! – избавили от надоевшего колеса купюрной сансары властителей гор. А верные заветам предков аборигены будут просто счастливы от того, что их денежные вливания оказались небезынтересны Великому и Всемогущему, и станут еще вернее.
Так или иначе, но до каменных ворот Лысый был «на коне» и успел завоевать громадный авторитет у лесной гвардии сподвижников. И он никак не мог понять, тем более теперь, стоя среди озабоченных лиц, где-то на задворках вселенной, в 100 км к западу от вершины, как он мог допустить подобную ошибку. Хотя с другой стороны понятно ему быть и не могло: по той простой причине, что он всегда пользовался животными инстинктами и рефлексами и не пользовался собственным мозговым анализатором. С памятью тоже существовали определенные проблемы. И вот сейчас он пытался изо всех сил ее напрячь.
Но память лишь улыбалась и показывала разные картинки из прошлого: горшечное детство, школу, Алексеича с его бесконечными походами и приключениями, чертов сбор перед чертовым походом, алый крест на карте предгорий… Стоп! С превеликим трудом Лысый все-таки припомнил что-то насчет этого креста и западных отрогов, что вроде бы Алексеич просил их не лезть туда, или о чем-то другом…
О чем? В памяти все прорисовывалось весьма и весьма смутно. Зато отчетливо сидела картинка, как они ползли именно по этому дурацкому склону год назад. И Лысый именно со стороны запада затащил всех наверх. И поэтому чувствовал себя виноватым. Тем более что застрявшая у черта на куличках гильдия следопытов должна была через пару суток телеграфировать об удачном завершении перехода. А это не представлялось возможным. Единственно – разве только у всех в одночасье вырастут крылья. Но крылья не вырастали. Не в одночасье и даже не в двучасье. Зато у всех выросло громадное желание устроить пышные похороны фиолетового туловища Лысого, которое так безнаказанно воспользовалось доверчивостью отряда и загубило всю экспедицию. Лысый смутно подозревал, что в этой роли будет чувствовать себя весьма неудобно, поэтому как бы слегка нервничал. И именно поэтому облегченно вздохнул, когда часть вины по загубленному делу взвалил на свои плечи Толик.