Терновый куст

Афраймович Ольга

До печенок родноеУпоение ветромЯ вдыхаю и слышу:Так волнуются недраПробужденных вулканов,Нет сквознячного страха!Из последнего пеплаС небывалым размахомСкоро вырвется пламя,Так покорное ветру,Разбросавшему кудри,Что, на жалость не щедрый,Раздувает последнийУголек.

Засыпая,Я его проглядела.И проснулась — живая.

^{Июнь 1995}

Молитвы куклы

Вне удивленья и вне ожиданья событийЖизнь ли? —О Небо, терпенью не будет конца!Связаны руки.А я покоряюсь —Ведите,Но, умоляю,Снимите повязку с лица.

1

Я верую: прекрасно мирозданье,В котором место есть такой рабе,Что предпочтет смиреннейшей мольбеНелепое подчас негодованье. Сосуд, пустышка, кукла — как невинно,Не плакавши от битого стекла,Я требую, чтоб кровью истеклаВ трагедии высокой героиня.Чем громче каюсь, тем строптивей ропотГордыни — возвеличивая роль,С готовностью приму любую боль…Но истекаю — клюквенным сиропом.

2

Если бы снегом до крыши мой дом занеслоЖдать бы тогда у окна, торжествуя поминки:Исчезновение старой до зуда картинки,Исчезновение мира за мутным стеклом…Размыкается круг — жаль, что не навсегда,Разрушается мир — жаль, что не без следа,А за ним, как ни тщусь, пустота. О распахни, о помилуй, дорога длиннаСнова искать оправдания собственной тени?Не пожалею уставшую от пробужденийВечную девочку возле слепого окна:Лишь добавить огня, и притворства чуть-чуть,Бить себя по рукам и клевать себе грудь,А зачем это было — забудь.Сколько отдашь за грошовую эту войну,Сколько закланий и жертв возвратится обратно?Слух — это дар из даров, раз глуха — виновата:Гордостью всей — непомерной, ненужной — тону.Это горлом идет исторгаемый яд,Это тают снега, это близится март,Слышишь — громче и громче — набат… Это не страх, это — стыд за потерянный зов,Жалкая смерть в ожиданьи инструкции свыше,Чтоб, научившись молчать, наконец-то услышатьСобственный голос — тишайший из всех голосов…

^{Декабрь 1995}

Хвостики мышиные

Серо поле широко простирается,Солнце медленно над ним поднимается,Пусто в поле том — ни огурца, ни деревца,Подождем, пока туманы рассеются. Вдаль

пройдемся мы по серому полюшку,Оглядимся, налюбуемся волюшкой:Вольно тут кусты растут лопушиные,И мелькают бойко хвостики мышиные.Тает серенький туман потихонечку,Мы рассмотрим наконец это полюшко,Посредине — что там?.. — Чучело корявое,На нем тряпочка повешена дырявая.И, раскинув руки, будто распятое,Вдаль глядит, немного подслеповатое,Из-под шляпищи дырявой соломеннойСлезы капают в лопух пересоленный. А на ниточке, жестоко привязанный,Червячок висит, за подлость наказанный,И упрямо извивается и крутитсяВсе надеется, что увильнуть получится.Дальше по полю пойдем, прочь от пугала,Понемногу отойдем от испуга мы…Там и тут кусты растут лопушиные,И мелькают грустно хвостики мышиные.

^{6 июля 1989}

Сосна

Я хотела бы жить одинокой соснойВ каменистых просторах, над гладью морской,Чтобы солнце сжигало столетние сны,Что рождались в мерцающем свете луны.Стройных сосен стволы так прекрасны в лесу,Но, душою любя их земную красу,Не средь них я хотела бы жить и уснутьЖадно к солнцу усталые ветви тянуть.Незаметно вдали растворяются дни,Пусть печальными сказками станут они,То украшены легким узорным снежком,То обласканы ветром и птичьим крылом. В них расскажет таинственный шепот ветвей,Как рождается жизнь из бесплотных теней,И о том, что найти ее смысл нельзя,Он запутался, в звездах устало скользя.Я хотела бы жить одинокой сосной…

^{Июль-август 1989}

Дожди

Подставлю руки под ряды косые,Как нищий, песенку спою:Подайте, капли дождевые,На бедность жалкую мою. Касаясь рук холодной ласкойИ за навязчивость кляня,Хоть миг своей свободы царскойНе пожалейте для меня.Даруйте мне немножко света,Что, через вас пройдя, зажегРай красоты и многоцветьяЛучистый радуги мосток.И, пожалев, шепните тихоМне утешения слова,Пусть в сердце вновь надежда вспыхнет,Раздвинет тяжкий обруч голова.

^{20 июля 1989}