Терра Инкогнита
Шрифт:
А потому эти недоумки выперлись на дорогу, покинув блокгауз у въезда в старый город, и, остановившись между кольями, на которых еще корчились немногие из казнимых кяфиров, попытались окриками остановить парня.
— А’узу би-ллахи мина ш-шайтани р-раджим, — прошептал Жан-Поль, прижавшись к холодным камням зубца и стараясь не высовываться.
Загремели частые выстрелы, и их звук не был похож на хлопанье казеннозарядных винтовок анклезов, которыми вооружил свою армию пресветлый эмир Эмманюэль, да продлятся его годы. Но и на пистолеты безумцев это тоже походило мало…
Первый десяток сарацин погиб, так ничего и не поняв. Их головы полопались от попаданий крупнокалиберных револьверных пуль, а тела рухнули на пыльную, залитую кровью несчастных многострадальную балканскую землю. Жан-Поль, осторожно выглянув из-за зубца, невооруженным взглядом рассмотрел, что тот парень в плаще перезаряжается. Точно — из безумцев с железной дороги, только они пользовались дурацкими револьверами. Всякому ясно, что оружие воина- винтовка! «Винтовка рождает власть» — всплыло в голове у гази. Кто это говорил? Какой-то древний эмир или кадий? В любом случае — что могли эти пукалки в настоящем бою?
Эта мысль так и застряла на середине, когда загремели новые выстрелы и аль-Хашими понял, что именно происходит там, на аллее из посаженных на колья местных. Тот тип с мертвенной маской вместо лица убивал кяфиров! Тех немногих, кто еще был жив: мужчин, женщин, детей… Всего-то дюжина, не больше — револьверы грохотали секунд пять.
— Эй, шелта! Ты зачем убил моих людей? — на дороге появился новый персонаж. — Зачем ты перечишь правосудию кадиев и прерываешь казнь непокорных? Какое дело людям железных караванов до войны эмира Бореза с балканцами?
Баши Франсуа ас-Сабах привел всю орту на звуки выстрелов, и теперь его люди клацали затворами винтовок, рассыпаясь полумесяцем. Даже безумец — «шелта» на языке кяфиров — не справиться с целой ортой в одиночку!
— Или ты хочешь, чтобы дороги всех эмиратов Франкии и Аламании были закрыты для вас? Неужели твои бароны дали добро на войну с Борезом? Ты вообще кто такой, чтоб принимать подобные решения? Как твоё имя?
Ответ был негромким, но хорошо слышимым даже на вершине башни, где засел Жан-Поль:
— My name is Sew! How do you do? Now you gonna…DIE!!!
Уже спустя какие-то полминуты, после того, как гази аль-Хашими потерял парня в плаще из виду, орта баши ас-Сабаха обратилась в бегство. Смутный вихрь мелькал меж задавшими стрекача доблестными воинами, и то один, то другой оседали на землю, орошая камни и пыль алым. Сам Франсуа ас-Сабах лежал на спине, широко раскинув руки, а вместо лица у него было кровавое месиво. Винтовка с богато изукрашенным золотыми арабесками ствололом валялась тут же, будто простая никому не нужная палка.
— Где же он, где? — Жан-Поль всё-таки надеялся подловить момент и прикончить безумца.
Нет на свете никого и ничего, кто не помер бы от достаточной порции свинца в организме — это он знал точно. А потому, когда храброму гази показалось,
Шестое чувство заставило его оторваться от оптики и оглянуться — только для того, чтобы краем глаза увидеть крепкую ладонь, которая бьет его по уху, отправляя в долгий полет к грешной балканской земле с вершины старой башни.
— Кур-рва! Ебем ти у мозак! — Лука Стоянович, видавший виды матерый волк, с таким еще не сталкивался. — Шелта, конечно, бойцы знатные — но этот парень не человек! Он је само чудовиште!
— Нет, — сказал старый полковник Йован Обрадович. — Он је убица чудовишта. Чета, у оружје! Сегодня мы отобъем старый город.
Четники хватали винтовки, строились в цепи и, во главе своими вожаками, выпрямив спины и широко шагая, двинулись вперед.
— Тамо, далеко, далеко от мора… — эта песня могла быть и боевым маршем.
Они были готовы к бою, готовы лицом к лицу встретиться со свирепыми сарацинами, и решить вековой спор, изгнав исконного врага за Дунай. Тогда — старый город вернет себе имя, и зазеленеет Калемегдан, и крест засверкает золотом над собором святого Савы, а башни и бастионы древней крепости обновятся и украсятся гербом — с белым крестом и четырьмя буквами «С». «Само слога спасе…»
Но — ни единого выстрела не прозвучало навстречу храбрым четникам. Они шли сквозь развалины, полные трупов. Восемь полных орт сарацин было уничтожено здесь, в этих закоулках. Мало кто из них успел сделать хотя бы выстрел до того, как ему раскроило череп револьверной пулей или горло было перехвачено невероятной остроты лезвием.
— Все как он и обещал, — сказал полковник Обрадович. — Несколько сотен сарацин до заката. Теперь мы можем и не взрывать мост. А что? Парней переоденем в этих клятых гази, девчат — спрячем… Пусть катят сюда эту свою хаубиц батерија, мы ее тут прямо в крепости и поставим… И ни один черт-дьявол на мост не сунется, если мы этого не захотим.
— Змей, чистый змей! — усмехнулся Стоянович. — А если они не купятся — у нас тут семь тысяч стволов, мы Панчевский мост так причешем из винтовок, что сарацины кровью умоются…
Они ведь не понесли потерь при атаке на старый город. Не было жаркого штурма и кровопролитной рукопашной — и теперь в будущее четники смотрели без опаски.
— А сам-то шелта где?
— Сидит на мосту, ноги свесил — и ими болтает над Дунайскими водами. И вроде как сам с собой разговаривает, в зеркало глядя. Можда, е полюдео?
— А ты бы рассудком не тронулся, если бы почти тысячу человек за день прикончил, а, Йованко?
Йован Обрадович цыкнул зубом: это Лука верно подметил. Но проблемы шелта — это проблемы шелта. Главное было сделано — старый город захвачен без потерь, вся деспозиция военных действий менялась — и об этом следовало сообщить королю. А еще — закрепиться здесь, и на той стороне реки — тоже.