Террариум черепах
Шрифт:
смелости.
Теперь тяжело вздыхаю я. Зытова - кремень. Уволилась
– значит, всё. Чёрт.
– Может, всё-таки вернётесь, а? - делаю я последнюю
попытку.
– Нет. Это же не школа, а притон.
– Все школы такие.
– Значит, буду кардинально менять место работы.
– Жаль, Максимилиана Фёдоровна, - говорю я и
поднимаюсь, стараясь игнорировать неприязненный скрип
кожаного дивана. Черти, зачем вообще покупать в
квартиру
учитель.
– Не подлизывайся, - усмехается она и тоже встаёт.
Мы идём в прихожую.
– Правду говорю, как на духу, - отвечаю я.
Обуваю ботинки и надеваю куртку. Уже открываю
дверь, когда Максимилиана Фёдоровна бесстрастно произ-
носит:
– Леонова, поосторожнее со Смирновой.
Я хмурюсь и оборачиваюсь. Киваю и выхожу из
её квартиры. Слова Зытовой мимо ушей пропускать
нельзя. Она умна, рассудительна и вездесуща. Одна из
немногих хороших учителей в притоне…
Восемьдесят пять
Когда я возвращаюсь домой, грудь мне стискивает
нехорошее предчувствие. Мама, радостная и счастливая
(слышно по голосу, доносящемуся из кухни,) что-то
готовит. Там же, как становится понятно, Миша и Макс.
В доме витает аромат чего-то рыбного.
Мама любит рыбу.
Но я ненавижу рыбу.
Но Белла любит рыбу.
Я кидаю на пол сумку и куртку, сломя голову бегу
наверх.
Белла сидит на моей кровати, будто на своей
собственной, вокруг неё раскиданные шмотки. На полу
валяется огромный голубой чемодан. Там тоже шмотки.
Она треплется с кем-то по мобильному. По непрерывному
щебетанию и тошнотворным сюси-пуси я понимаю, что с
будущим мужем. А может, с любовником, кто её знает.
Она нисколько не изменилась. Разве что только
стала ещё более красивой и зрелой. Она - копия мамы.
Её длинные тёмно-рыжие блестят в лучах заходящего
зимнего солнца ярко-золотистым. Смотрится очень необычно.
В больших насыщенно-зелёных глазах блестит знакомый
мне огонёк расчёта. Рот маленький, сердечком, нос чуть
вздёрнутый с едва заметными веснушками.
Белла не красится.
Белле это не нужно.
Движения Изабеллы, несмотря на всю её неиссякаемую
активность, всегда плавны и грациозны. Королева на балу,
ей-богу.
Я подпираю собой дверь, скрестив руки на груди,
пока Изабелла, не обращая на меня никакого внимания,
болтает по телефону. Наконец, она досюсюкивает,
отключается и смотрит на меня.
– Обнимешь сестру? - спрашивает обманчиво мягко.
–
Изабелла тяжело вздыхает и со снисходительной
грустью говорит:
– Ты всегда была непростым ребёнком.
Слова мамы.
Точь-в-точь.
Прирождённая актриса.
– С кровати слезь, - говорю я, оставив без внимания
её издевательства.
– Она, кстати, у тебя очень удобная, - улыбается Белла,
совершенно игнорируя мои слова.
– Не строй из себя идиотку, - я морщусь. - Собирай
свои манатки и проваливай.
– Знаешь, я подумала о том, чтобы пожить с тобой, -
всё так же нарочито любезно говорит Белла. - И мама
за. Хочет, чтобы мы с тобой сблизились.
У меня аж рот сам собой открылся.
– Здесь полно гостевых комнат, - говорю.
Что она, чёрт возьми, затеяла?
Изабелла наконец встаёт с моей - моей! - кровати,
подходит ко мне, кладёт руки мне на плечи и
доверительно так произносит:
– Аня, нам пора бы уже забыть старые разногласия и
научиться ладить. Ты ведь моя сестра. Родная. Нам стоит
получше узнать друг друга.
Я, конечно, ни слову не верю, но мне интересно,
что она скажет дальше. Белла тем временем с милой
улыбочкой продолжает:
– Поживём вместе! Попробуем подружиться. Будет
весело. Я посплю на твоей кровати, ты - на полу…
Выхожу из комнаты, снимаю с потолка лестницу,
забираюсь на чердак и закрываюсь.
Здесь полумрак, лишь в тусклых световых лучах,
пробивающихся через небольшое окошечко, виден
замысловатый танец крохотных пылинок. Покоцанные стены,
какие-то странные детские рисунки на них. Сюда мама со
своим косметическим ремонтом не добралась. Здесь идеально.
Я сажусь прямо на пол, так как сидеть, в общем-то,
негде, и приваливаюсь спиной к стене. Ничего, вся эта
хрень с Изабеллой как-нибудь сама рассосётся. Без меня.
Не знаю, сколько я так просидела, здесь хорошо и
спокойно. Я, умиротворённая, в задумчивой неге, сижу
и больше ни о чём не думаю. Мы с чердаком нашли
друг друга.
Лестница опускается вниз и кто-то забирается на
чердак. Чёрт.
Это Макс.
– Ты чего здесь сидишь?
– Медитирую, - огрызаюсь я.
– Белла сказала, что ты закатила истерику.
Я закатываю глаза.
– Белла - идиотка.
Макс смотрит на меня, так понимающе, согласно, и я
вдруг вспоминаю, что это Макс, умный, проницательный