Территория выжженной любви
Шрифт:
И так я уволился с этой работы и три, а может и больше, месяца мы с Евой не виделись. Я не звонил ей. Как в прочем и она. Все чувства сгорели дотла.
Пока я переживал этот сложный период, вышла из печати моя книжка, отданная в редакцию еще давным-давно. За полгода до знакомства с Евой. Положение обязывает. Я стал рассылать приглашения на презентацию.
– А Еву ты пригласил? – спросила мама.
– Нет.
– Почему?
Действительно, почему бы и не пригласить. Позвонить? Нет. Лучше пошлю ей электронное письмо.
Зачем?
На презентации – журналисты, телевизионщики, друзья и недруги – обычный сумасшедший дом.
После мероприятия с какими-то девчонками -поклонницами и товарищем идем к морю. И вдруг на встречу идет она – Ева, вместе с подругой. Я на мгновенье остолбенел.
Она остановилась и ждет.
Я покидаю нашу маленькую компашку и иду к ней навстречу.
– Ты дал мне не правильный адрес, – говорит Ева сухо.
Что мне ей на это ответить? Неправильный адрес – похож на мелкую месть. Но это вышло случайно!
Хотя, если вдуматься… Какое случайно! Это была типичная оговорка, опечатка по Фрейду. Когда человек совершает ошибку, так как бессознательно не хочет чего-то. Я не хотел ее видеть, и бессознательное сделало все за меня.
– Может быть, что-то я и в самом деле, перепутал, – мямлю я не глядя ей в глаза.
– Я звонила, тебе, но ты сбросил вызов.
Действительно припоминаю. Когда я давал интервью телевизионщикам, был очень несвоевременный звонок и я его сбросил. Сказать мне нечего. Я просто пожимаю плечами.
Она разворачивается и уходит. Я не слишком расстроен, все давным-давно перегорело и сожжено.
В тот раз я видел Еву в последний раз.
Через два года мне сказали, что она умерла. Скоротечный рак.
Возможно, она, еще когда встречалась со мной, знала о страшном диагнозе. Недаром же она так часто отпрашивалась в поликлинику. Может быть, она даже любила меня и не хотела страданиями наполнить мою жизнь. Для нее лучше чтобы я ее запомнил привлекательной и желанной.
Кто теперь мне об этом скажет?
Страшное это место "территория выжженной любви". И дай вам Бог избежать ее.
* * *
Глава 2
О силе женского взгляда, съемках фильма и сценариях из мусорного бака.
1982 год – я студент Одесского холодильного института. Полная аббревиатура этого учебного заведения ОТИХП (Одесский институт холодильной промышленности),но мы ее расшифровывали, как Одесский театральный институт хохмы и пляски. У нас в голове не скучные формулы, а афоризмы наших соседей из университетской команды КВН.
На летние каникулы я устраиваюсь на работу в Одесскую киностудию.
– Будешь работать в “Разбеге”, – говорит мне строгая кадровичка.
Разбег – это, наверное, что-то вроде курьерской службы, думаю я про себя, и направляясь в нужное помещение.
Нет “Разбег” это фильм. Отец нашего космоса – академик Королев, свою юность провел в Одессе. Здесь он познакомился с летчиками гидросамолетов. Отряд, которых базировался под Одессой. Здесь начал конструировать первые летающие модели, здесь же увидел, что сверху облака кажутся золотыми.
Так
Съемки велись в разных местах. На натуре, в районе Фонтанки была выстроена база для гидросамолетов и главный герой пробирался туда чтобы познакомиться с летчиками. В переулке Чайковского, чтобы подчеркнуть значимость момента первой встречи молодого Королева с летчиками, было организовано грандиозное действие. Набрали двести человек массовки, посадили несколько артистов в кожаных куртках на коней и даже грузовичок, на заднем плане, пустили с красноармейцами. И все это для того чтобы во время первомайской демонстрации главный герой мог произнести глядя на проходящих по улице летчиков:
– Я тоже хочу, как и вы, летать!
– Подрасти парнишка. Потом и полетаешь, – ответили ему летчики.
Сцену снимали четырнадцать раз. Было холодно, но так как предполагалось, что был жаркий летний день, вся массовка была в белых рубашка. В конце съемочного дня они были все синие от холода. Дирижировал всей этой массой народа режиссер, с помощью мата и мегафона. На двенадцатом дубле оператор, который ходил греться с помощью спиртного в специальный вагончик, упал вместе с камерой. Слова, которые тогда прокричал на всю улицу режиссер в мегафон, не как не вязались с обликом интеллигентного человека. Жаль, что я не записал его тираду. Кино искусство нервное. С тех пор я участвовал в съемках сотни раз, и не помню, ни одного съемочного дня чтобы все было гладко.
Несколько раз меня тогда оставляли помочь со съемками на студии. К примеру, разобрать старинную мебель на складе. Потрясающее место – склад старой мебели на студии. Это лучше чем музей, так как старые вещи там можно было и потрогать, и посидеть на викторианских креслах, и полежать на кушетке времен Людовика XIV. Ты приобщаешься к истории через тактильные ощущения и мир запахов. Это пробуждает фантазию.
А еще я помогал делать комбинированные съемки. Вращал маленький самолет, на тончайшей проволоке, привязанной к шесту. Крутил, потом резко дергал и самолет падал в низ. Так создавалась иллюзия гибели самолета над городом. Там же произошла и удивительная встреча с знаменитой актрисой. Она была вызывающе прекрасна. Гордая осанка, прищуренный, насмешливый взгляд и тончайший запах французских духов. Убийственное сочетание – подобное удару молнии.
Она снималась в сцене с Конкиным.
– Будете смотреть на него влюбленными глазами, – сказал ей режиссер.
– Чтобы я смотрела с любовью на этого идиота? Никогда. Можете меня застрелить.
– Вы же читали сценарии! Что ж отменять из-за вашего каприза съемку? – возмутился режиссер.
– Ладно, давайте поставим вместо Конкина. Кого-то другого. Все равно я одна в кадре.
– Кого?
– Да вот давайте хоть этого, – актриса указала на меня стоящего среди зрителей.
Десять дублей я стоял не жив ни мертв, а одна из первых красавиц страны смотрела на меня влюбленными глазами.