Террор Бешеного

Доценко Виктор Николаевич

— Что вспомнил? Говори!

— Этот майор, ну, что из Москвы, разговаривал с каким-то седым мужиком. — Он наморщил лоб. — Поговорили несколько минут, а потом, кажется, майор с ним и ушел.

— Кажется или ушел?

— Ушел… кажется… — Он неуверенно пожал плечами.

— А седой этот, кто он?

—: А бог его знает!

— Очень старый?

— Какое там, — задумался Семеркин. — Сорок, а может, чуть больше. Спортивный такой!

— Незнакомый, что ли?

— Лично я его никогда не видел!

— Военный?

— Кто его разберет: одет был в штатское!

В таком моднячем костюме в полоску. Да и корочки баксов на двести потянут. — Семеркин завистливо вздохнул.

— Стоп! — воскликнул Савелий: он только что вспомнил, что говорил Богомолов о незнакомце, подходившем к Воронову на рыбалке. — А откуда ты знаешь про этого Седого, ты же там не был?.. Или, может быть, тебя тоже пригласили порыбачить? — В какой-то момент Савелию показалось, что парень его обманывает.

— Да нет же, господи! — нервно воскликнул Семеркин. — Это все подполковник! Когда у него не получилось… ну, это…

— Изнасиловать, что ли?

— Ну… Он вдруг и говорит: «Беги на речку и проследи, что этот майор делает! А утром доложи! И смотри: я проверю и накажу, если обманешь!» Что делать? Я и побежал!

— И?..

— Я не сразу нашел их, а когда нашел, вижу, как к московскому майору этот Седой подходит, я и спрятался, а потом Седой ушел, а вскоре ушел и майор этот!

— Погоди-ка! — нахмурился Савелий. — Ты спрятался потому, что этот майор разговаривал с Седым рядом с тобой, не так ли?

— Так я об этом и толкую!

— Выходит, ты слышал, о чем они говорили? — спросил Савелий, и у него от волнения забилось сердце.

— Конечно, слышал!

— И о чем же шла речь? — затаив дыхание, спросил он.

— Да ни о чем особенном, — пожал Семеркин плечами.

— И все-таки, сможешь повторить?

— Дословно нет, но смысл… — Он наморщил лоб. — Сначала что-то про рыбалку, потом про Москву, даже о художнике вспомнили, правда, товарищ старшина, ничего такого.

— О художнике? — удивился Савелий. — О каком художнике?

— Черт, выпала фамилия из головы. — Семеркин хлопнул себя по лбу. — Известный такой… Ну, этот… Как его?..

— Русский?

— Да нет…

— Тициан, Гойя, Веласкес, Микеланджело, Боттичелли, Пикассо, Рембрандт, Матисс, Ван Гог, Дали, Босх, — начал перечислять Савелий всех известных ему художников.

— Да нет, господи! Был еще такой певец… Фильм даже такой был. — Он вновь наморщил лоб и вдруг воскликнул: — Высоцкий о нем еще поет… Ну, этот… Надо же, из головы вылетело его имя…

— Высоцкий? — Савелий очень любил песни Владимира Высоцкого, но ему что-то не припомнилась песня, в которой бы он пел о каком-то художнике, тем более иностранном. — Не знаю, о чем ты говоришь. Может, еще вспомнишь, что они говорили про художника?

— Собственно говоря, они только назвали его, а потом этот Седой назвал какие-то цифры.

— Цифры? Не помнишь какие?

— Четырнадцать, восемьдесят с чем-то. — Он пожал плечами. — Нет, больше не помню. Единственное, что знаю точно, это что число было четырехзначное! — сказал Семеркин, но тут вспомнил, что он только что натворил, и вновь испуганно

всхлипнул: — Товарищ старшина, что со мной-то будет?

— Если все сделаешь, как я скажу, будешь продолжать службу с честью и достоинством!

— Я всю жизнь Богу за вас молиться буду! — Он вновь упал перед Бешеным на колени.

— Встань сейчас же! На колени положено вставать только в двух случаях: перед женщиной и перед знаменем Родины! — серьезно проговорил Савелий. — Понял?

— Так точно, товарищ старшина, понял! — Парень поднялся и спросил: — Что мне делать?

— Во-первых, навсегда забыть, что с тобой пыталась сделать эта мразь в офицерских погонах, во-вторых, ты здесь никогда не был и подполковника сегодня в глаза не видел! Понял?

— Понял! — не очень уверенно ответил Семеркин.

Савелий видел, что парень вряд ли сумеет сохранить в тайне происшедшее, а потому поднял руку, обхватил ею затылок Семеркина и чуть нажал на точку за ухом. Тело парня обмякло, и он упал бы, если бы Савелий не подхватил его и не прислонил к косяку.

— Сейчас ты забудешь все, что случилось сегодня вечером. Ты никого не видел: ни подполковника, ни меня, — тихим монотонным голосом начал говорить Савелий. — У тебя прихватило живот, ты встал, вышел из казармы и поспешил в сортир… Теперь ты вернешься в казарму, ляжешь в кровать и крепко проспишь до самого утра…

Перевалив его тело через подоконник, Савелий оттащил парня от здания, настороженно поглядывая по сторонам. К счастью, никто по пути не попался. Усадив Семеркина на скамейку, он опять нажал ему за ухом и спрятался за дерево. Вскоре парень очнулся, удивленно осмотрелся по сторонам, погладил живот, встал и медленно побрел в сторону казармы.

А Савелий вернулся наверх, чтобы осмотреть место, где возмездие настигло подполковника. Булавин действовал так нагло и уверенно, что для своих сексуальных утех использовал диван, стоявший в генеральской приемной, в которой царил полумрак: рассеянный свет падал лишь от уличного фонаря, торчащего рядом с окном.

Подполковник лежал на полу на правом боку. В районе сердца виднелась рукоятка самодельного ножа с наборной ручкой. Савелий сразу заметил, что удар паренька был -не очень сильным: лезвие вошло лишь наполовину. Однако этого было вполне' достаточно, чтобы достать до сердца. На диване валялся портфель, скорее всего принадлежавший Булавину. Осмотревшись, Савелий заметил на отопительной батарее что-то белеющее. Это оказался женский носовой платочек. Не найдя ничего более подходящего, Бешеный воспользовался платком, чтобы, не дай бог, не оставить где-нибудь своих отпечатков. Он открыл портфель, обнаружил там бутылку водки, осторожно откупорил ее и чуть ли не всю водку влил в рот подполковнику, поворачивая и чуть встряхивая его туловище так, чтобы жидкость скорее проникла в желудок. Затем приложил к бутылке пальцы правой руки покойного и поставил ее на диван, рядом с портфелем. По ходу он заметил, что брюки подполковника все еще расстегнуты. Брезгливо морщась, он осторожно застегнул их и заправил рубашку в брюки.