Террор гладиатора
Шрифт:
Со временем он выбрал наиболее прибыльное занятие из всего криминального спектра своих возможностей и сосредоточился на нем, не забывая, впрочем, и о других делах. Заказные убийства были наиболее рентабельным криминальным бизнесом. Цены на услуги подобного рода всегда поддерживались на достаточно высоком уровне, в зависимости от калибра имени жертвы. Исполнение не представлялось слишком сложным, если его продумывал человек, набиравший свой опыт в секретных операциях секретной службы по всему миру, а исполнителей всегда можно купить и проинструктировать – что и как сделать. И не надо никуда лезть самому, оставаясь только интеллектуальным центром, роль которого майор Крестов выполнял, собственно говоря, всегда, будучи своего рода начальником штаба, вырабатывая оригинальные идеи и потихоньку подсовывая тем, кто очень хотел
Естественная убыль нанимаемых киллеров, слишком частая их бестолковость и самонадеянность, от которой избавиться бывало труднее всего, подтолкнули его к мысли просто выращивать их самому. Что он и осуществил, создав своеобразную собственную школу. Не столько в прямом смысле этого слова, а в значении – собственную, характерную манеру исполнения. За пару лет он резко повысил эффективность работы московских киллеров, за счет чего расправился с конкурентами, просто не выдержавшими соревнования, но вместе с тем – резко взвинтил и цены.
Попасть к нему в «школу» было непросто, конкурс существовал не меньше, чем в МИМО, но те, кто попал, должны были прилагать все возможные усилия не только для того, чтобы обучиться, но – хотя бы просто выжить. Отстающих в «школе» не было. Были слабые, которые становились, в конце концов, учебными пособиями для более сильных. Вот тогда бывший майор КГБ Владимир Крестов и стал просто Крестным. Так прозвали его «выпускники» его «учебного заведения», которые продолжали работать на него и после того, как достигали необходимой квалификации. Потому, что Крестный был для них самым крупным и самым щедрым на оплату работодателем. А Крестный не скупился, потому, что драл с заказчиков три шкуры. Те морщились, кряхтели, чесали в затылке, но платили, – работа «бойцов» Крестного того стоила. Он всегда давал гарантию качества.
...В основу своего плана дальнейшего развала России Крестный, действительно, положил схему, разработанную им когда-то в Сальвадоре. Она сработала тогда очень эффективно, и, хотя он и понимал, что в России совершенно другие условия, другие масштабы и даже цель совершенно иная, план успешно осуществленной в Центральной Америке акции, придуманный именно им и ненавязчиво подсказанный Романовскому с Никитиным, казался ему идеальным. Его-то он и решил модернизировать, приспособить к российским условиям и провести в жизнь. Он чувствовал приближение конца своей активной деятельности и хотел в очередной раз исчезнуть со сцены. Но исчезнуть с максимальным эффектом – и материальным, и театральным.
У него не было, конечно, ни собственной газеты, ни своего канала телевидения. А план обязательно предусматривал наличие средства массовой информации, контролируемого Крестным. Он не стал регистрировать новую газету, как это сделали бы Никитин с Романовским. Это было бы слишком громоздкое и неповоротливое решение проблемы. И слишком долгое. А действовать нужно было быстро.
Крестный пошел самым простым, веками накатанным путем. Он просто купил редактора одной из существующих уже газет. Он внимательно проанализировал десятка четыре выходящих в Москве газет и отобрал из них наиболее близкие по тону материалов к тому, что ему было необходимо. А потом собрал и изучил информацию об их редакторах. И когда назначал встречу редактору газеты «Эхо России» Ивану Русакову, знал, что тот не откажется от его предложения. Псевдоним «Иван Русаков» отражал только общую национал-патриотическую направленность материалов, которые он писал, но отнюдь не его национальность. Его печатная продукция отличалась экспрессивным тоном и вся была ориентирована лишь на увеличение тиража. Погоня за сенсацией составляла его главную и ежедневную заботу. К тому же, он был весьма корыстолюбив, как большинство российских журналистов и никогда не упускал возможности поживиться, чем бог пошлет. Его бог, мусульманский. Потому, что русский националист «Иван Русаков» по национальности был татарином...
Крестный договорился с ним на удивление легко. Стоило ему объяснить какого рода события должен он будет комментировать «Эхо России», как «Иван Русаков», настоящее имя которого было Ринат Аблязов, сам назвал цену, Причем довольно умеренную – тысяча долларов за каждую газетную статью. Крестного цена вполне устраивала, он предполагал истратить на
Суть дела Аблязов уловил на лету и потребовал только одного – своевременного предоставления фактического материала. Его волновало, будет ли «Эхо России» первой получать новые факты о событиях в Среднем Поволжье. Крестный его в этом заверил, умолчав о том, что и сам в первую очередь заинтересован в том же. Крестному важно было вовремя задать тон газетных публикаций о том, что вот-вот должно было произойти. Он был уверен, и не без оснований, что остальные подхватят.
Журналисты – как стая бродячих собак: стоит одной в кого-нибудь вцепиться, тут же налетают остальные и начинают рвать на части. Нет особой беды, если кто-то из них займет в своих комментариях противоположную позицию – собаки тоже тащат в разные стороны. Но жертву свою разрывают... А больше Крестному ничего и не надо было.
Сложнее всего устроить шум в самом Поволжье. Но там Иван, он справится, в этом Крестный был уверен. Достаточно организовать сами факты, чем Иван и будет заниматься. Остальное, то есть их интерпретация – дело пропагандистской техники. Нужно только успеть вовремя сказать свое слово. Первым.
Редактор «Эха России» узнал о взрыве в Мордовии за час до того, как он был совершен. Одновременно Крестный ему сообщил, что через двенадцать часов после взрыва будут подожжены леса на границе Мордовии и Чувашии, и лесной пожар будет распространяться на север и на восток. Аблязов проявил чудеса трудоспособности, и к моменту устроенного Иваном взрыва это, не совершившееся еще событие, было уже описано, словно глазами очевидца, и прокомментировано в национал-патриотическом духе.
Идея «поволжского сепаратизма», прямых призывов к которому нигде у Аблязова не звучало, была, тем не менее, умело вписана в текст комментария с большим к ней сочувствием. Прочитав статьи, подготовленные Аблязовым для «Эха», вы уже не могли бы отделаться от мысли, что взрыв устроен какими-то поволжскими экстремистами, мечтающими о собственном государстве. Как это ни смешно, никому в современной России не казалась дикой или, хотя бы, странной идея доведенного до абсурда национального суверенитета. Если уж некоторые областные территории претендовали на полную государственную самостоятельность, на отделение от России, то в республиках удивление вызывало бы скорее отсутствие националистической сепаратистской идеи.
Поэтому провокационно-пропагандистские эскапады Ивана Русакова ложились на благодатную почву российской политической всеядности. Любая, самая безумная политическая идея находила в России не только поддержку, но даже – благодатную почву.
И среди прочих – и та, согласно которой силовые государственные структуры всегда стремятся к захвату власти, всегда неразборчивы в средствах, всегда жестоки и беспринципны. Поэтому очень естественна оказалась мысль о том, что на стремления экстремистов к отделению от России силовики должны ответить тем же самым террором, чтобы сохранить прежнее государство. Террор, как проявление инстинкта самосохранения. Не открытый полицейский террор, а подпольная, подводная, теневая деятельность, направленная на создание угрозы самому существованию территории, претендующей на самостоятельность.
Недаром же долгое время умы российских обывателей занимала уверенность в том, что секретные российские службы располагают техническими возможностями, позволяющими им искусственно вызывать землетрясения, ураганы, смерчи, цунами, засухи и прочие стихийные бедствия. Средний российский житель верил в это непоколебимо, не обращая внимание на слабые возражения со стороны разума и здравого смысла. Эта идея родилась сама собой, в недрах российских представлений о жизни и государстве.
Если же россиянин узнает о чем-то из газеты, то верит в это так, словно видел собственными глазами. Ухмыляется скептически, приговаривая: «Все врут календари...», вздыхает огорченно: «Дурят нашего брата, ох дурят...», а сам, втайне ото всех, продолжает верить в самые дикие небылицы. А уж в то, что огромный лесной пожар в самом центре России разожгли тайные российские спецслужбы, не поверил бы только самый последний идиот. На это и рассчитывал Крестный, когда задумывал свою комбинацию. На ложь, которую в России всегда принимают за правду. Потому, что знают – если глубоко копать, на найдешь границу, которая отличает друг от друга правду и ложь.