Теряя наши улицы
Шрифт:
И он дружески подмигивает нам. Настоящий брат.
— Спасибо, брат! — и мы летим к метро.
Непонятно кто и как мог выбить эту площадку на Кингс Кросс… Нас по записке проводят в подъезд кондоминиума, мы скидываемся, проходим наверх… Просторный чердак, оборудованный под спортзал… Места не очень много, группа играет не на сцене в привычном понимании слова, не на возвышении, а прямо перед нами… На полу… Лицом к лицу…. Публика разношёрстная — анархисты всех мастей, не только панки… Студентки очкастые, любители животных и деревьев, «tree huggers», или «джангл пипл», как мы в шутку называем их между собой с Андреа… Кто-то танцует… Многие подпевают тексты наизусть… Атмосфера заряжена энергичной музыкой… И духом братства… Позитивный заряд… Я стою прямо перед барабанщиком… Мог бы его потрогать… Музыка безвластия ухает у меня в солнечном сплетении… Начинаю прыгать… В обнимку с какими-то типами… Мои братья… Сёстры…
Меня так сильно пёрло от «спида», что я и после
Когда мой организм начал чувствовать усталость, я ушёл в парк, на холм, где днём обычно пускают бумажных змеев, и, растянувшись на скамейке, отрубился на пару часов.
На следующий день, с несколькими пенсами в кармане, мне надо было срочно выбираться отсюда. Возможно, самой утомительной частью пути в этот раз было выбраться из города на трассу А21. В горле пересохло от жажды, но на сумму моих монеток я не мог купить даже воды из-под крана. В моей стране, в Советском Союзе, никогда не продавали в розницу питьевую воду, и поэтому я был уверен, что в пластиковых бутылках здесь продают именно воду из-под крана. Но моих пенсов не хватало даже на воду из-под крана! Увы! Напрасно я просил их продать мне хоть что-нибудь мокрое на мои монетки — в ответ меня просили удалиться из магазина, если я не хочу иметь неприятностей с полицией. Ну что мне, побираться что ли надо было, пойти аскать прямо тут начать, чтоб сушняк сбить? Аскать на самом деле было вовсе не нужно — как только я выбрался на загородную дорогу, первый же водитель грузовика сам предложил мне попить, пожевать, да ещё и сигаретами угостил. Я взял было одну из пачки «Solo», а он мне говорит: «Бери-бери ещё, давай, приятель». Прямо от души загрел. На самом деле, пожалуй, именно в Англии у меня был самый лучший и беспроблемный автостоп в жизни — видимо, это относится к части культурных особенностей Британских островов.
Ближе к сумеркам я вспомнил про кислоту. Закинул марочку, подержал во рту, проглотил. К тому времени меня увезли немного в сторону — в Истбурн. Торопиться мне было особо некуда, так что я вышел недалеко от утёса Beachy Head.
— Надеюсь, ты не собираешься кончать самоубийством, приятель? — крикнул мне вслед добросивший меня сюда водитель пикапа, здоровенный весельчак.
— Ни в коем случае, приятель!
— Ну, пока приятель. Береги себя.
— Пока! — его лицо на фоне закатного неба начало приобретать необычную отчётливость и объёмность, как в стереофильмах, которые смотришь в кинотеатре «Арман» в зелёных очках. Я отвернулся и зашагал вверх.
Beachy Head — самое знаменитое место, избранное самоубийцами всей Британии. Это огромный, высоченный утёс, с которого в ясную погоду видно Францию. Каждый год десятки людей, не выдерживающих одиночества, отчуждения, несчастной любви, социальных проблем и пр. находят дорогу сюда, чтобы броситься в морскую пучину с этого утёса. Не знаю, какой чёрт меня вынес именно сюда, но на вершине Beachy Head я внезапно почувствовал, что мне становится дурно. Объёмные изображения и необычные расцветки окружающего меня драматичного пейзажа мне быстро надоели, а отходняк от «спида», чувство опустошённости, апатии и обречённости не ослабевали, не проходили, а только усиливались. Постепенно к этому начали примешиваться странные иллюзии — размышляя об относительности объективности повседневного восприятия, я неожиданно обнаружил, что погружаясь в медитацию, выхожу на некий неведомый доселе уровень сознания, при котором могу видеть самого себя со стороны. Эта новая объективность так увлекла меня, что мне начало казаться, будто это не я смотрю на бездну под подошвами своих «Мартенсов», на сверкание маяка, кучевые облака, остающиеся розовыми, несмотря на время за полночь и белое полнолуние, а наоборот, бездна, маяк, облака, мрак и всё остальное смотрят на меня, и я уже становлюсь больше частью внешней объективности, чем самого себя. Себя я видел где-то уже внизу, в
Вдруг я понял, что меня трясут за плечи и тянут с края утёса чьи-то руки. Постепенно начало проявляться объёмное изображение знакомых лиц. Курт… Гретхен… Глоток джина…
— А мы думали, что что-то не так, что у тебя проблемы — говорил, обернувшись ко мне с переднего сиденья своим нависающим лицом и принимавшим гротескные формы носом Курт. Вела Гретхен, сосредоточенная и молчаливая как всегда готическая красавица, бледная и черноволосая. Она ещё разобьёт сердце несчастному Курту, который тем временем продолжал рассказывать. — Мы любовались на луну, слушали «Throbbing Gristle». Тебя Грит заметила.
— Мне жаль, что я прервал столь интимный момент, друзья мои, — выдавил я.
— Да что ты! А вдруг ты свалился бы!
— Никому от этого хуже бы не стало…
— Ты не должен так говорить. Это очень глупо. И вообще, ты ведь говоришь, это было твоё первое «путешествие»?
— Ну да, я не пробовал «кислоту» раньше.
— Нельзя «путешествовать» одному. Особенно в первые разы. Кто-то должен приглядывать за тобой. Сказал бы мне. Одному — опасно. Особенно если ты человек с пессимистическим складом ума, склонный к депрессии.
— Курт, я думаю, это обо мне… Я становлюсь именно таким, Курт, дружище…
4
За пару месяцев до этого я снова встретил Альфию. Вот так, просто, выходя из перехода на станции «Шепердс Буш».
— О, Альфия! Привет! — она слегка прищурилась, её некогда пронзительный взгляд был мягок и прозрачен, как осеннее небо.
— Здравствуй, Алик. Вот это встреча.
— О, да! Это просто поразительно! Два алма-атинца встречаются у лондонского метро! Никогда бы не подумал, что такое бывает!
— Я недавно вспоминала о тебе, — она сказала это так спокойно, а у меня ноги стали ватные. Она мне казалась такой нежной, такой хрупкой, на неё неловко было даже дышать.
— У тебя есть время? Может пройдёмся? — говорю я неуверенным, напряжённым голосом.
— Хорошо.
Она шла рядом со мной… Моё сердце переполнялось глупейшей нежностью… У меня по-прежнему заходилось сердце… Мне было трудно дышать… Мне было трудно даже выносить эту честь — идти рядом с этим небесным существом… С объектом моего тайного обожания. С моим ангелом… Моей Принцессой… Я любил её с того осеннего дня, когда впервые увидел её в том школьном дворе… Я не мог забыть о ней… Она снилась мне каждую ночь… Я узнал, где она живёт… Простаивал вечера напролёт под её окнами… Там за шторами зажигался свет… Иногда можно было различить её силуэт… Она там двигалась, дышала… Я писал ей стихи… Анонимно, оставлял их в почтовом ящике… Она догадалась, что это был я…
— Жаль, что мы не виделись чаще в Алма-Ате, — говорит она. Я соглашаюсь… Действительно ведь жаль… Ведь я никогда толком не ухаживал за ней, потому что мне постоянно чудились какие-то препятствия для этого… Да ни за что такая девушка не воспримет всерьёз такого парня как я, думал я, каждый раз отгоняя от себя мысли, обдававшие жаром моё сердце… Теперь её слова заставили меня сомневаться в обоснованности всех моих представлений… А вдруг она была вовсе не прочь?.. Вдруг ей было даже приятно моё неуклюжее внимание?.. Моё отношение к ней казалось мне до невозможности глупым… До абсурда… Это была бывшая девчонка моего друга, Мухи. А ведь, каких представлений придерживался он сам?.. Пацан никогда за девчонку мазу не кинет… Косяк… Во-вторых, все знают о том, что любви не бывает — бывает только привязанность… Сейчас я думал только о том, насколько же неверны подобные утверждения… И каких только причин я не придумывал тогда, чтобы оправдать собственную робость… Я не знал, что сделать попытку и быть отвергнутым гораздо лучше, чем упустить большое, искреннее чувство из-за неуместной гордости или нерешительности… Я не знал об этом, но всё равно я ничего не мог поделать с собой — когда я видел её, я чувствовал, как много она для меня значит, как сильно она мне дорога… Очень… Чересчур… Я проклинал себя… Глупое сердце… Потом я решил, раз уж ничего не удаётся с собой поделать, любить её про себя… Молча… Издалека… А ведь могло бы получиться классно…