Тёщин подарок
Шрифт:
Незнакомец неожиданно расхохотался, демонстрируя крепкие белые зубы. Она давно заметила, что у арабов на удивление белозубые улыбки. Это или национальное качество, или хорошая толщина кошелька отцовых знакомых:
– Самое главное ты знаешь! – продолжал веселиться он. – Еще бы naeam sayidi (да, господин) выучила, и было бы прекрасно!
– Наам саиди! – старательно произнесла Крис, пытаясь имитировать акцент. – Годится?
– Вполне! Вот и повторяй это почаще, – улыбка превратилась в хищный оскал. – Тогда тебе цены не будет!
– А какой перевод? Вдруг
Мужчина поморщился, недовольный проскользнувшим сленгом, но ответил:
– Да, господин.
– А вы что, продавать меня решили? – внутри все тряслось от страха. Но выдавать свои чувства девушка не спешила. «Ты дурочка, ты дурочка», – словно медитацию повторяла она про себя. Что удивительно, на русском языке. Видимо, его в этот момент посчитала родным. – И кто вы, собственно говоря, такой?
Мужчина расстегнул пиджак, засунул руки в карманы и вытянул вперед длинные ноги в дорогих ботинках, скрестив их. Сейчас он сидел, опираясь на спинку стула и выглядел вполне расслабленным.
– Запомни, дочь, – говорил папа. – Какую бы роль не играл араб, он никогда не наденет плохой обуви. По ногам всегда можно определить, к какому классу относится собеседник.
Эти ботинки были от Eduard Meier. Следовательно, он жил в Германии и в деньгах ограничен не был.
– Зовут меня Рамин Аль-Джазири, – назвав ей имя, он посмотрел с таким превосходством, словно произнес имя всемирно известного императора, как минимум. Да вот для Кристины это имя не обозначало ничего. И собеседник в какой-то момент это осознал и помрачнел:
– Скажи-ка мне, девушка, Аль-Рух вообще не воспитывал в тебе почтения к исламским традициям и к старшим?
Она еще не сразу поняла, что Аль-Рух – это ее фамилия на арабский манер. Приставку «Аль» в Германии отбросили за ненадобностью. «Рух» лучше звучало на немецком и вписывалось в окружающую действительность. Но потом все же ответила:
– Почтение к старшим воспитывать должны в любом человеке, вне зависимости от религии и места проживания. А насчет ислама все объяснимо: мой отец был наполовину русским. А я уже русская на три четверти. Меня воспитали в христианской вере, и я ей подчиняюсь и служу, – она постаралась твердо посмотреть в глаза мужчине.
К своему ужасу, Кристина уже поняла, что скорее всего это никто иной, как товарищ из Абертона. И в лучшем случае её сейчас будут пытаться выдать замуж. Её же задачей будет необходимость уклониться от ненужного брака. А также постараться передать Максиму, где её держат и, желательно, попытаться отсюда сбежать.
– Хорошо, – скривился Рамин. – Отдыхай пока.
И больше не говоря ни слова, вышел прочь, не забыв запереть двери на ключ.
У бабушки Маши была очень неприличная поговорка: «ни здрасьте, на наср***ть». Именно она сейчас точно описывала состоявшийся диалог и странное свидание.
Девушка запоздало вспомнила, что все ещё сидит в тюрбане и халате. Она вскочила на ноги и отправилась переодеваться. С тоской вспомнив джинсы и футболку, решила, что всё же
Глава 25
Увы, ничего интересного пленница не нашла. Всё было традиционно и безлико, как в любом отеле определенного класса. В душевой лежали банные принадлежности, упакованные в броские этикетки с надписью «Hotel Mariott». В гостиной, помимо кровати были диван, кресла, журнальный столик. В углу стоял тяжелый письменный стол с лампой для удобной работы.
Шкафы с одеждой оказались пустыми. Лишь пластиковая ложка для обуви сиротливо лежала на одной из полок. Получалось, что у нее в наличии были лишь это зеленое платье и один комплект белья. Впрочем, это ее волновало меньше всего. Белье перед сном можно постирать и высушить на полотенцесушителе. Белоручкой фройляйн Аль-Рух не была никогда. И с такими мелочами вполне могла справиться.
Она так себя и назвала: «Аль–Рух», грустно улыбаясь превратностям судьбы.
Но в мозгу упорно билась мысль: как сообщить Максу, где ее прячут? Берлин – город большой. Германия и того больше. Искать можно до бесконечности. А сколько у нее есть времени? Один Бог знает.
Пока она размышляла, вышагивая из одного угла в другой, ключ в замке повернулся, и на пороге показалась вчерашняя женщина. Она расставила посуду на столике, поклонилась и на арабском произнесла:
– Приятного аппетита, моя госпожа!
Затем развернулась и поспешила прочь, не забыв закрыть двери.
Так, ее, похоже, голодом морить не собираются и будут как минимум кормить три раза в день. Может быть, каким-то образом обезвредить служанку и выбраться в коридор? Но что там за дверью? Кто даст гарантию, что на каждом углу не стоит охрана? Раздеть служанку и забрать ее одежду? Это может оказаться слишком шумным и привлечет ненужное внимание.
Девушка рассмотрела стоящую на столике еду. Выглядела она вполне аппетитно. Овсяная каша с маслом и фруктами, сырная нарезка, тонкие кусочки ветчины, пара яиц под майонезом.
Последнее точно было русским изобретением. Похоже, ее стараются ублажить, чтобы сделать сговорчивее.
А вот на напитки она даже смотреть не стала. Папа всегда учил, что, если захотят отравить, усыпить или помешать иное сильнодействующее средство, скорее всего, это сделают в жидкости. Там проще замаскировать посторонний вкус, да и дозу рассчитать легче.
Плотно поев, силы ей явно пригодятся, девушка откинулась на спинку дивана и стала ждать. Что будет дальше? И вот тут ей несказанно повезло. Служанка пришла и начала собирать посуду на поднос. Внезапно у нее зазвонил телефон. Она прекратила свое занятие и ответила на звонок, достав телефон из бокового кармана. А так как её тюремщики были уверены, что по-арабски она не понимает, то говорили не таясь.
– Музафа, как там дела? – спросил мужской голос. То ли женщина была глуховата, то ли телефон слишком старый, но второго собеседника слышно было отлично.