Тесей. Бык из моря

Рено Мэри

Наконец однажды утром в Акрополе обнаружили стрелу, пущенную с холма Ареса. Наконечник был сделан в виде серпа – знак колдовства, – а вокруг древка было обернуто послание. Языка в крепости не знали, поэтому письмо принесли мне. Оказавшаяся рядом Ипполита забрала его из моей руки:

– Я прочту его.

Она читала негромким голосом, хотя кровь отхлынула от ее враз осунувшегося лица. Закончив, она умолкла, но не надолго. А потом произнесла так, чтобы слышали все воины, собравшиеся вокруг:

– Это мне. Они просят меня впустить их через задние ворота, потому что я прежде была Лунной девой.

Лишь я, стоявший вблизи нее – так, что можно было тронуть рукой, – заметил, что Ипполита дрожит.

– Если появится еще что-нибудь подобное, –

продолжила она, – я не хочу видеть их. Отдавайте письма царю.

Они что-то забормотали, но я слышал только хвалы ей. Тут заговорил Менесфей, торопливо, чтобы никто не опередил его:

– А они назначили знак? Или ночь?

Тут я впервые пожалел, что не предал Менесфея смерти вместе со всем его родом. Он знал лишь себя самого, но уж свое-то видел во всем. У таких людей даже добрые поступки рождают зло.

Взяв письмо из ее руки, я порвал его и подбросил клочки к небу.

– Ее честь – это моя честь, – сказал я. – Неужели ты считаешь, что воин может обмануть старых товарищей и заманить их в засаду? Если бы среди нас оказался способный на это, я не повернулся бы к такому спиной в битве.

А потом поглядел прямо на него. Менесфей покраснел и отошел в сторону.

Когда мы остались вдвоем, Ипполита сказала:

– Люди все равно догадались бы. Лучше было сказать им прямо.

– Да, моя львица, – отвечал я, – ну а теперь выкладывай все. Чем они пригрозили тебе, если ты скажешь «нет»?

– О, они укорили меня тем, что я живу, утратив девственность. И пообещали вымолить прощение у богини, если я сдам Акрополь, потому что ты взял меня против воли.

Она улыбнулась, но, обняв ее, я ощутил щекой слезы, словно кровь выступившие на коже. Тут я понял, что они прокляли ее и проклятию не пришлось лететь далеко.

Ощутив нанесенную ей рану, я и сам похолодел, однако постарался выглядеть бодрым. Мне уже приходилось видеть, как проклятия черпают свою силу в страхе.

– Аполлон снимет с тебя проклятие, – сказал я. – Этот бог способен очистить мужа от крови собственной матери. Он брат Артемиды, и она обязана повиноваться ему. Когда-то и сам Аполлон увел у сестры охотницу, а родившийся у них сын стал основателем города. Увидишь, бог по-дружески отнесется к тебе. Готовься, пойдем в святилище вместе.

Она ответила, что так и поступит, но кому-то из вождей понадобилось обговорить со мной неотложные дела, и, пока я был занят, она ускользнула одна. Из святилища Ипполита вернулась спокойной и ясной; она сказала мне, что бог дал знак о том, что отвратит проклятие. Я обрадовался и забыл обо всем.

Две ночи все было спокойно. Думаю, они дожидались от нее условного сигнала. А на третью ночь попытались полезть на стену.

Некоторое время назад я выбрал среди мужей тех, кто лучше видит во тьме, и непременно оставлял одного или двух из них на стенах в каждую из ночных страж. Если бы не эта предосторожность, нападение могло увенчаться успехом: возглавляли его искусные скалолазы, вычернившие себе конечности и лица. По тревоге мы побросали вниз факелы, чтобы зажечь кустарник. Свет этот позволил найти цель нашим пращам, дротикам и стрелам. Ипполита, вооруженная коротким и сильным критским луком, стояла возле меня, целясь вниз, словно бы в мишень. Прочитав письмо, она переменилась, я более не чувствовал, что ее разрывает на две стороны. Когда внизу уносили тела, она оставалась тихой и невозмутимой. Потом спела вместе со всеми остальными победный пеан и направилась прочь вместе со мной, кроткая и немногословная. Освещенное факелом лицо ее напомнило мне нашего сына.

Шли дни, стада на равнине редели, и отряды скифов отправлялись на поиски пропитания. Они редко приводили с собой коров, обыкновенно добычей им служили несколько коз; да и возвращалось назад меньше воинов, чем выходило. А потом над какой-нибудь из крепостей поднимался дымный столб: господин осажденной цитадели – на Гиметте или по дороге на Элевсин – давал знак, что он отбил нападение; второй столб свидетельствовал о том, что битва сложилась удачно для него.

Но однажды над Кифероном вместо дымного столба поднялось обширное облако, и крепость эта более не подавала знаков. Павшая твердыня принадлежала Прокрусту; возле нее летало столько рассерженных неупокоившихся душ, что на удачу трудно было рассчитывать. На этот раз посланный врагами отряд возвратился тяжелогруженым, и со стен мы слышали ликование внизу. Тем не менее запасов в замке могло хватить лишь для отряда воинов, но не на целое племя. Вскоре они стали углубляться все дальше и дальше.

Ночные нападения на Скалу повторялись еще два раза. Ну а на седьмой день после третьего, на рассвете, орда сгустилась и забурлила подобно распухшей от закваски квашне; увидев это, мы поняли, что нас ждет днем.

Они повалили одновременно с запада и юга, ступая по телам павших, с лестницами и покрытыми зарубками сосновыми стволами, пригодными, чтобы лезть на стены. Они приближались, и я закричал, обращаясь к воинам:

– Сегодня надо устоять! Это самая высокая волна! Враги уже впали в отчаяние; у них не хватит духу на новую попытку. Синекудрый Посейдон, Афина Паллада, владычица Акрополя, спасите наши алтари! Помогите нам в грозный час!

К этому времени на стены по моему приказу натаскали камней: галек для пращей, булыжников с кулак величиной, чтобы бросать их рукой, и огромных валунов, подпертых ныне рычагами и клиньями, чтобы нетрудно было сбросить их вниз. Мы дождались, когда весь склон покрылся наступающими, и только тогда приступили к делу. Свое оружие мы берегли для рукопашной битвы.

В этом сражении нам впервые представилась возможность увидеть вблизи противника: скифов в куртках из овечьих шкур, просторных шароварах, затянутых на лодыжках, и в кожаных шлемах. Сарматы в шлемах с длинными назатыльниками бились парами – муж рядом с юнцом, как можно было подумать, если бы пронзительные кличи безбородых не выдавали в них женщин. Они казались дикими, грязными и неухоженными; и все же когда я увидел, что одна из них упала и спутник склонился над ней, то предпочел отвернуться. Но куда ни глянь – впереди всех, с луком и дротиком, тонкие, быстрые и яркие, словно бойцовые петушки, сновали девы богини, легконогие, в боевом трансе не ощущающие ни страха, ни боли от ран и готовые к смерти.

За ратью на холмах оставался народ. Теперь можно было отличить бойца от беспомощного едока; со своего места я решил, что их примерно половина на половину. Слабые, старые и те, у кого на руках были дети, погибли во время зимних скитаний по горам и в походе. За сражением следили в основном женщины – лишь амазонки и сарматки принимали участие в битве, – но я заметил пастухов среди стада и удивился, почему их в этот день не заменили мальчишки. Но Ипполита сказала:

– О, это, наверно, слепые рабы. Скифы лишают зрения тех, кого взяли в плен на войне. Доить коров и делать сыр можно и не имея глаз, но так они никуда не убегут.

– Тогда нам придется победить, – отвечал я. – Да будет мне свидетелем Зевс Милосердный, своим людям я дал лучший закон.

Новость я передал мужам, занявшим стены, чтобы укрепить их решимость. Шел второй натиск. Я знал: если мы выдержим его, ничего худшего не будет.

Скала пережила множество осад. Внизу в пещерах я обнаружил огромные, окованные бронзой пики, которыми сбрасывали вниз лестницы вместе со взбирающимися по ним людьми. Стены повсюду ощетинились ими, потом пики опустились, приступив к работе. Вновь кругом загремели воинственные кличи и смертные вопли, стучали и грохотали камни, оставляя целые прогалины в рядах наступавших; стрелы вонзались в землю или пробивали плоть; битва окружила Скалу своим бушующим морем. Ипполита стояла возле меня на западной стене – там, где ведущая к крепости дорога подходит к воротам, – в самом слабом месте Акрополя. Тут я поставил невысоких лучников-критян в стеганых панцирях и эллинов-копьеметателей, рослых молодых мужей, бравших призы на играх. Я и сам в тот день намахался копьем. Напор снизу выжимал толпу к подножию дороги. Нас собирались атаковать.