Тетива. О несходстве сходного
Шрифт:
Век Данте был веком смен систем новой культуры.
Мирской молвы многоголосый звон —Как вихрь, то слева мчащийся, то справа;Меняя путь, меняет имя он.В великой поэме столкнулись две системы мироощущения – миропонимания: ад построен так, как его по-своему строила церковь, но земной шар, который включен в ад, – уже шар, он круглый, он пробит дьяволом, но на другой стороне не Америка, а гора Чистилища.
Грехи разделены
Грешники, заключенные в ад, оценены по своим отношениям во Флоренции; они интересуются поэтикой, и их любовные грехи так привлекательны, что однажды Данте падает в обморок, выслушав историю одного падения, вернее, историю любви.
Ад – это Флоренция, это новый спор политических партий, и в то же время ад пройден Данте с Вергилием, творцом «Энеиды», человеком, набросавшим план иного, античного ада.
Противоречивость систем мышления, как бы противоречивость архитектур создала великую поэму.
Гигантские уступы «Ада» «Божественной комедии» Данте ветхи – древни, но населены они новыми обитателями.
Рассказы о видениях ада и рая существовали до Данте, до Вергилия и Гомера. Поэт верил в круги ада, но он сталкивал настоящее со ступеней ада, разбивал его во имя будущего.
Тут борется архаизм и новаторство.
Политические споры, судьбы нового искусства, новой науки, судьбы друзей поэтов, судьбы знаменитых любовников того времени, судьбы героев отдельных городов, казненных в результате политических споров, – все расположено на полках ада.
Врагам Данте назначает квартиры в аду и тем делает ад современным. Рядом с врагами в аду оказываются люди, нарушившие законы прошлого, но близкие самому Данте.
Поэт разговаривает с ними как друг, горюет с ними, падает в обморок от горя.
Враги оказываются друзьями.
Фарината – один из вождей гибеллинов – воевал с Флоренцией гвельфов, но любил родной город. Он враг религии и враг гвельфов, но в Десятой песне он в «Аду» стоит непобежденный и гордый не только тем, что он спас Флоренцию, но и всей своей судьбой. Он из своей могилы,
Казалось, Ад с презреньем озирал...Новое стоит в огненной могиле и сперит и с Данте, и с его родом, и с его партией, и с религией.
То новое, что рождается в прошлом, упорядочено архитектурой «Божественной комедии» и в то же время торжествует над ним.
Догмы религии опровергаются идеями Возрождения. Сам образ Беатриче включает в себя спор. Беатриче «Чистилища» едет на колеснице, запряженной фантастическими животными, образ которых дан видениями пророков, но уже давно приобрел геральдическое значение. Беатриче говорит, однако, с поэтом не как воплощение богословия, а как живая строптивая женщина, упрекающая любящего, а может быть, любовника за измену. Поэт тоже слушает ее как живую
Поэт подчеркивает разговорность интонации:
И бороду взамен лица назван,Она отраву сделала жесточе.Реальность интонации бытовой ссоры звучит с пророческой колесницы.
«Чистилище» еще более биографично; в него введена любовь, любовь сопровождает в лице Беатриче поэта по уступам горы вверх, так, как Вергилий сопровождал его по уступам «Ада» вниз.
Воронка Ада объемна, как бы является матрицей горы Чистилища.
Прошлое не исчезает в поэзии, но существует переосмысленным, переключенным.
«Божественная комедия» в русской литературе имеет свое незанятое место. Гоголь, назвав свое произведение поэмой, мечтал создать великую трилогию: «Мертвые души» – это мертвые души ада, не воскрешенные Россией.
Ироническим намеком в сцене составления купчих на мертвые души упомянут Вергилий, который «прислужился Данту» – коллежский регистратор со спиной вытертой, как рогожка, ведет Чичикова в комнату присутствия. Здесь сидит Собакевич, «совершенно заслоненный зерцалом».
«Зерцалом» называется застекленный ящик, многогранник, в котором были заключены указы Петра о новом построении общества.
Плуты собрались около зерцала торжествуя.
Предполагалось создать еще «Чистилище», которое было только начато во втором томе, и «Рай».
«Чистилище» было сожжено Гоголем.
«Чистилище» сгорело в огне, а на «Рай» тем более не хватало реального видения. Круги «несходства» не осуществились.
Полного повторения формы в искусстве почти не бывает, оно может свершиться только в пародии. Полного отражения не получается потому, что история не повторяется.
«Лирическими отступлениями», как пологими ступенями, хотел провести читателя Гоголь в иной мир, но ему пришлось написать, что все это было понято «превратно».
Он хотел оправдать время, указав не только действительность существовавшую, но и ее разумность. Он искал выхода из ада без мук революции, возлагая надежду на перестройку души человеческой, без тех темных переходов сквозь глубину, через которую вел Вергилий Данте, вел и не привел. Это положило начало долгого спора в русской общественной мысли.
Блок, Маяковский вошли в новое, отрицая старое. Маяковский в «Мистерии-буфф» ввел команду нечистых в рай и не смог построить рая. Я слушал об этом печальный разговор между Блоком и Маяковским.
Было это на Троицкой улице, ныне улице Рубинштейна.
Память о прошлом остается в новом в снятом виде.
Юрий Олеша рассказывал незаписанную сказку; я ее сейчас запишу, чтобы она не пропала.
Жук влюблен в гусеницу, гусеница умерла и покрылась саваном кокона. Жук сидел над трупом любимой. Как-то кокон разорвался, и оттуда вылетела бабочка. Жук ненавидел бабочку за то, что она сменила гусеницу, уничтожила ее.