Чтение онлайн

на главную - закладки

Жанры

Тетива. О несходстве сходного
Шрифт:

Конец»

Это не самый странный конец у Стерна.

Книга «Жизнь и мнения Тристрама Шенди джентльмена» – любимая книга Пушкина и Толстого – издана в девяти томиках. Она не имеет конца, и это отсутствие конца демонстративно. Все это построено так. Том девятый («Жизнь и мнения Тристрама Шенди джентльмена» выходила маленькими томиками) имеет главу XXXIII. Отец Тристрама Шенди, как сравнительно крупный помещик, должен был держать быка для окружающих фермеров. Это было как бы налогом на его поместье.

Один из брачных сеансов быка не дал успеха.

В это же время происходят роды у одной из служанок.

Реплики

в беспорядке перемешаны: беспорядок комичен и нарочен.

В конце в разговор вмешивается госпожа Шенди: « – Господи! – воскликнула мать, – что это за историю они рассказывают?

– Про белого бычка, – сказал Йорик, – и одну из лучших в этом роде, какие мне довелось слышать.

Конец девятого тома»

Сказка про белого бычка принадлежит к числу так называемых докучных сказок, которые вообще не имеют конца. По-русски самая короткая сказка звучит так: «Стоит береза, на березе – мочала, не начать ли нам сказку сначала?..» Другая сказка подлиннее: «У попа была собака, он ее любил...» и т. д. Надпись на могиле собаки рассказывает опять всю ее историю, надпись наезжает на надпись.

Событийного конца у Стерна, писателя замечательного, нет. Вместо этого даны обстоятельства, переходящие одно в другое, демонстрирующие бессвязную жизнь, отсутствие логики новой, но уже бессмысленной жизни.

Существуют произведения, про которые говорится, что последние страницы потеряны. Такая повесть у Гоголя «Иван Федорович Шпонька и его тетушка». Существуют книги, в которых конец демонстративно отсутствует. Но отсутствие конца, обрубленность конца замаскирована.

В «Герое нашего времени» Лермонтова безымянный повествователь получил от Максима Максимыча несколько тетрадок с дневниками Печорина. К журналам Печорина от имени этого повествователя дается предисловие; в конце говорится: «Я поместил в этой книге только то, что относилось к пребыванию Печорина на Кавказе; в моих руках осталась еще толстая тетрадь, где он рассказывает всю жизнь свою. Когда-нибудь и она явится на суд света. Но теперь я не смею взять на себя эту ответственность по многим важным причинам».

Поколение Лермонтова – поколение последекабристское, люди с трудными судьбами. Рассказчик едет «по казенным надобностям», он, очевидно, выслан на Кавказ. Что делал Печорин на Кавказе, рассказано. Но как он туда попал – только угадывалось. Гибель же его была предсказана. Здесь нет сходства со Стерном.

«Евгений Онегин» имеет столь знаменательное окончание, которое стоит процитировать, хотя бы для того, чтобы еще раз прочесть замечательные строки и еще раз о них подумать.

В «Евгении Онегине» есть пропущенные строфы, есть недописанные главы. Между разлукой Евгения Онегина с Татьяной и новой встречей с ней герой много видел, много узнал.

Сохранились отрывки из десятой главы:

. . . . . . . . . . . .Тут Лунин дерзко предлагалСвои решительные мерыИ вдохновенно бормотал,Читал свои ноэли Пушкин,Меланхолический Якушкин,Казалось, молча обнажалЦареубийственный кинжал,Одну Россию в мире видя,Преследуя свой идеал,Хромой Тургенев им внимал...

Упомянуты Тургенев, Пестель, Муравьев: поколение Пушкина было срублено.

Как же кончается роман?

Онегин встретился с Татьяной. Она ему печально сказала: «А счастье

было так возможно, так близко...» Чье счастье?

И здесь героя моего,В минуту, злую для него,Читатель, мы теперь оставимНадолго... Навсегда.

Счастье было невозможно, как и конец романа. Приход мужа – ложный конец.

Но те, которым в дружной встречеЯ строфы первые читал...Иных уж нет, а те далече,Как Сади некогда сказал.Без них Онегин дорисован.А та, с которой образованТатьяны милый идеал...О много, много рок отъял!..

Слова о Сади – это напоминание об эпиграфе к «Бахчисарайскому фонтану».

Здесь как будто говорится не только о том, что она – та, которая была прообразом Татьяны, исчезла, – исчезло общество.

Но волны разбега романа бесконечно шире. Онегин дорисован без них, без общей судьбы.

Смысл затемнен мощными и сумрачными словами: Блажен, кто праздник жизни рано

Конец

Бокал жизни отнят у Пушкина, а не отодвинут. Бокал жизни был отнят от России.

Такова история отсутствия окончания «Евгения Онегина».

Стерновские концы – отрицание самого принципа законченности.

Пушкинское окончание «Евгения Онегина» – печальное обозначение невозможности досказать правду о судьбе героя среди его друзей.

Книги «без конца» при сходстве весьма несходны по причинам недоговоренности и по отношению к законам конструкции.

Генерал был приятелем Онегина, у них общие «проказы», – вероятно, не только с женщинами.

Расставание мое с Толстым

История написания «Войны и мира» распадается на несколько отдельных вопросов, требующих отдельного решения.

Здесь мы встречаемся с несколькими неожиданностями.

В наброске предисловия, которое Толстой хотел предпослать роману «1805-й год», написано: «В 1856 году я начал писать повесть с известным направлением и героем, который должен был быть декабрист, возвращающийся с семейством в Россию» [169] .

Этот отрывок под названием «Декабристы» был напечатан только в 1884 году в сборнике «XXV лет», изданном Литературным фондом с таким примечанием, сделанным самим Толстым: «Печатаемые здесь три главы романа под заглавием «Декабристы» были написаны еще прежде, чем автор принялся за «Войну и мир» [170] .

169

Л. Н. Толстой, т. 17, с. 469.

170

Там же, с. 470.

«Война и мир» задуман с конца; роман начинался с изображения состояния русского общества после Крымской кампании.

Задумка эта как бы заканчивает «Севастопольские рассказы».

В анализе причин поражения Толстой все отступал и отступал, и герои, которые были записаны в 1856 году как старики, появились в романе «1805-й год» как юноши.

Конфликт сохранился, ситуация изменилась, но она не исчезла, так как потом она опять появляется в конце «Войны и мира» в сне Николеньки Болконского и в первоначальных набросках.

Поделиться:
Популярные книги

Барон устанавливает правила

Ренгач Евгений
6. Закон сильного
Старинная литература:
прочая старинная литература
5.00
рейтинг книги
Барон устанавливает правила

Эволюционер из трущоб. Том 6

Панарин Антон
6. Эволюционер из трущоб
Фантастика:
попаданцы
аниме
фэнтези
5.00
рейтинг книги
Эволюционер из трущоб. Том 6

Надуй щеки!

Вишневский Сергей Викторович
1. Чеболь за партой
Фантастика:
попаданцы
дорама
5.00
рейтинг книги
Надуй щеки!

Досье Дрездена. Книги 1 - 15

Батчер Джим
Досье Дрездена
Фантастика:
фэнтези
ужасы и мистика
5.00
рейтинг книги
Досье Дрездена. Книги 1 - 15

Слабость Виктории Бергман (сборник)

Сунд Эрик Аксл
Лучший скандинавский триллер
Детективы:
триллеры
прочие детективы
6.25
рейтинг книги
Слабость Виктории Бергман (сборник)

Иоанн Антонович

Сахаров Андрей Николаевич
10. Романовы. Династия в романах
Проза:
историческая проза
5.00
рейтинг книги
Иоанн Антонович

Измена. Право на обман

Арская Арина
2. Измены
Любовные романы:
современные любовные романы
5.00
рейтинг книги
Измена. Право на обман

Жена воина, или любовь на выживание

Звездная Елена
3. Право сильнейшего
Фантастика:
фэнтези
8.98
рейтинг книги
Жена воина, или любовь на выживание

Камень Книга седьмая

Минин Станислав
7. Камень
Фантастика:
фэнтези
боевая фантастика
6.22
рейтинг книги
Камень Книга седьмая

Придворный. Гоф-медик

Дронт Николай
1. Придворный
Фантастика:
фэнтези
6.83
рейтинг книги
Придворный. Гоф-медик

Хроники Темных Времен (6 романов в одном томе)

Пейвер Мишель
Хроники темных времен
Фантастика:
фэнтези
8.12
рейтинг книги
Хроники Темных Времен (6 романов в одном томе)

Сдам угол в любовном треугольнике

Зика Натаэль
Любовные романы:
любовно-фантастические романы
5.00
рейтинг книги
Сдам угол в любовном треугольнике

Красноармеец

Поселягин Владимир Геннадьевич
1. Красноармеец
Фантастика:
боевая фантастика
попаданцы
4.60
рейтинг книги
Красноармеец

Игра престолов

Мартин Джордж Р.Р.
1. Песнь Льда и Огня
Фантастика:
фэнтези
9.48
рейтинг книги
Игра престолов