Тетрадь в клетку. Книга стихотворений, Улюкаев Алексей

Тетрадь в клетку. Книга стихотворений

5.00 + -

рейтинг книги

Шрифт:

Тем, кто меня ждал и верил

* * *

«Если слева закат Европы тебя слепит…»

Если слева закат Европы тебя слепит, Если справа теснят раскосые богдыханы, Если сверху течет арктических вод Аид, Значит ты в России и будешь, давясь стихами, Точно волчьей желчью, выкрикивать панегирик Этой мерзлой почве, где панство не приживется, Где всегда на ногах по четыре гири, Где

плюешь в колодец. И все-таки пьешь из колодца.

«Капель продолбит лёд, и рыбы…»

Капель продолбит лёд, и рыбы В волнах привольно поплывут Из-под заледенелой глыбы, Поверх барьеров и запруд. И, скинув чешую, как лепень, Вдруг молодцами обернутся… Предположение нелепое, Как жизнь, нелепая и куцая.

«Уронишь голову в запястья…»

Уронишь голову в запястья И осознаешь, что теперь нельзя Жить, не распахиваясь настежь, Не превращаясь пешкою – в ферзя. Ты весь уже в восьмой горизонтали, В которой уместился горизонт. А тени потускнели и растаяли, К тому имея собственный резон. Но в свете дня шагай ферзём бесстрашно По этой длинной и прямой дороге И разрешения не спрашивай Ни кесаря, ни бога.

«Тюрьма влечёт к суровой прозе…»

Тюрьма влечёт к суровой прозе: Чего бы, кажется, Журден Ей говорил, вставая в позу. А тут, излишествам взамен Роскошной рифмы русской речи — Нарежут пайку языка, Как будто волкодав на плечи Бросается через века, До шеи жертвы дотянувшись, Чтоб из артерии глагол, Вскипая, жёг людские души, Чтоб он как есть, и бос, и гол, Бесхитростно стучался в двери — И в том была б благая весть Из сотен разных русских мест. Да хоть, пожалуй что из Твери.

«Я надеюсь, пока дышу…»

Я надеюсь, пока дышу, Я люблю, пока я живой. С милой рай в шалаше. К шалашу Пусть доставит меня конвой. Автозак и столыпин пусть Увезут на зелёный свет. Мне один – хоть не Млечный – путь, Мне один – хоть one-way – билет. На колючку – кусачки. На Часового – глубокий сон, И не будет ему кина — Пусть во сне: приговор, вина, Шпалы, рельсы, конвой, вагон. А в берёзах – зелёный шум Над моей седой головой. Я надеюсь, пока дышу. И пока люблю, я живой.

«Как же хочется жить…»

Как же хочется жить! Вечным жидом ли, эллином вечным. Подправлять Парки нить, Всякой всячине мчаться навстречу, Улетать далеко, Навзничь падать на склизком, Утирать молоко С Млечных троп, уходить по-английски, И опять приходить По-еврейски,

а может – по-русски. Как же хочется жить: Есть и пить, слушать музыку — Голоса сыновей, Голос дочери. И с женой сторожить её сон у дверей По очереди.

«Белый снег в чёрной грязи находит конец…»

Белый снег в чёрной грязи находит конец, Всё, что видишь, родное, а значит – красивое. Ты стоишь – властелином кандальных колец — В самом центре огромной и вечной России. Запад влагу несёт, запах дали и странствий, На Востоке – светило (космато, как Маркс), И колючка как знак богом избранной власти Разрослась, словно в Мексике кактус. Снег растает – что с Запада, то и непрочно. Влага высохнет. Глина тверда, словно вера Миллионов в зачатие непорочное ЭрЭфа от эСэСэСэРа.

«И снова шарик обернулся…»

И снова шарик обернулся Вокруг одной из многих звёзд. Ты жив ещё? Проверка пульса. Эритроциты, вес и рост — Всё как положено у смертных. Пока ещё Курилка жив, Пока для вскрытия конверта Не зван нотариус, и миф Ещё в некрoлог не сложился, Пусть шарик рвётся из орбит. А дни рожденья – просто числа, Обычные, как простатит.

«Мои любимые! Родня…»

Мои любимые! Родня! В вас множусь я и Гулливером Средь лилипутов выйду я Из этой горестной пещеры. В вас сила, в вас моя душа. В вас отрицанье самой смерти. Плевать, что тело, не дыша, Лежит на паперти. Поверьте, Я вечен, я всегда живой, Мой ясен ум, и голос звонок, Покуда младший мой потомок Вздымает мир над головой!

«До декабря ещё далёко…»

До декабря ещё далёко: Спи без просыпу, декабрист, В любом собранье одинокий, Как в роще лист. Ты тоже выходил на площадь И, принимая в грудь картечь, Среди полегшей этой рощи Сумел сберечь Вольнолюбивое дыханье, Сомненье, что «не мир, но меч», Всегда чреватую стихами Родную речь. И в час собранья на Сенатской Ты снова выйдешь за предел И крест поймаешь не на лацкан — На тело в груде тел.

«Они от счастья чуть не плачут…»

Они от счастья чуть не плачут, Для радости – любая малость. Дождались зеки передачи, Хотя свободы не дождались. Они колбасные обрезки Вздымают на манер хоругви. Последняя свобода – трескать, Обмазывая жиром губы. Но если кто-то есть над нами, Пусть снизойдёт, дав знак потомкам, Их накормить семью хлебами, Пятью жестянками сгущёнки.

1 2 3 4 5