Тетрадь в косую линейку
Шрифт:
– А почему не внучки?
– Не знаю почему. Что в голову пришло, то и ляпнула. Может и внучки. Одним словом поговори. Я очень настоятельно тебе рекомендую поговорить с ней.
– Алин, был бы сын, поговорил бы. А с ней, вот не могу, и всё.
– Дело твоё. «Не моги» дальше.
– А давай, ты поговоришь.
– А давай, не буду. Кто я ей? Вот кто? Как я ей скажу, что знаю, что её избранник пьёт? Откуда знаю? Это не моё дело!
– Алин, ну пожалуйста. Предупреди её. Не послушает, дело её. Но предупреди, пожалуйста.
Когда босс начинал так просить, отказать я ему
Вечером, когда мы с Олей вернулись домой, я её отвела в сторонку и сказала, что чувствую себя ужасно, она может меня послать, и это будет справедливо, но я пообещала её отцу, что скажу одну вещь. И спросила разрешения.
– Конечно говорите, Алина Викторовна.
– Значит так, все люди взрослые, все информацией сейчас владеют в полном объёме, и ты прекрасно всё знаешь, но очень настоятельно хочу порекомендовать вопросы контрацепции держать под таким контролем, чтобы появление у тебя ребёнка было ожидаемым радостным событием, а не случайностью. Дети должны приносить радость, и желательно учитывать, что их здоровье во многом зависит от того, насколько оба родителя подготовлены в тот или иной момент зачать ребёнка.
– Я знаю, почему папа попросил Вас это сказать. Ему не нравится, что Генрих много пьёт. Но это временно, у него депрессия сейчас. Его картину отказались принять на выставку и покупателей нет. Кстати, Алина Викторовна, Вы сюрреализмом не увлекаетесь?
– Нет, это не по моей части абсолютно. Кстати, алкоголь неплохой стимулятор для сюрреалистических видений. Ты имей это в виду, многие художники лишь так могут стимулировать своё творчество, а это чревато проблемами. Ты готова быть тем, кто не реализуется сам, а разгребает проблемы другого?
– Не знаю. Я сегодня посмотрела, как работаете Вы, и вот так реализовываться мне расхотелось однозначно.
– Так тебя никто и не заставляет так реализовываться. Найди, что именно тебе интересно.
– Путешествовать интересно. Что-то новое узнавать. Ездить смотреть достопримечательности.
– Значит, тебе надо заняться журналистикой или гидом стать.
– Писать на заказ это не для меня. И ездить с туристами в качестве обслуживающего персонала меня не прельщает.
– Экспедиции в неизведанные места?
– Там сложно, нет удобств. Нет, это тоже отпадает. Быть музой гениального художника намного приятнее.
– С этим не поспоришь. Главное не ошибиться в его гениальности, и ещё при жизни ухватить чуточку славы и признания. А то посмертные регалии мало кого порадовать могут. Если только потомков.
– Папа мог бы Генриху помочь.
– Твой папа, Оль, обладает феноменальным чутьём. В бизнесе без этого никак. Если бы твой Генрих действительно был гениальным, он бы уже его раскрутил, и сам поимел бы на этом столько, что многие от зависти бы упали и не встали. Раз решил не раскручивать, «овчинка выделки не стоит». Поверь мне. Не увидел он в нём «божьей искры», и ты лишь теряешь время. Ты выбрала, как говорят на скачках «не ту лошадь». Время есть, обязательств к счастью, у тебя пока нет, поищи более достойных представителей творческой элиты. И самое главное, не торопись с детьми. Женщину ребёнок связывает по рукам
– Это Вы на собственном опыте?
– В том числе.
– Вы можете просто картину Генриха посмотреть?
– Могу. Пошли.
Мы прошли к домику, где я когда-то ночевала. На диване храпел бородатый мужик. Наш визит его не потревожил. Мы прошли в соседнюю комнату, и я на подставке увидела откровеннейшую мазню.
– Это ты его вдохновила?
– Да! А как Вы догадались? Почувствовали? Энергетика всё-таки есть?
– Это логическое предположение. Лишь женщина, которой посвящено такое хаотичное нагромождение мазков, будет пытаться разглядеть талант в авторе подобного творчества. Он не творит, Оль, и не самовыражается. Он малюет, для того, чтобы иметь возможность что-то требовать. Денег, любви, внимания, почитания. С таким же успехом можно восхищаться «сеятелем, разбрасывающим облигации» Остапа Бендера. Он тоже был художником, в душе, и так видел.
– Я не знакома с творчеством Остапа Бендера. Я долгое время за границей жила. Мы в Лондоне с мамой жили.
– Понятно. Лондон, это замечательно, – не став ей ничего пояснять про Остапа Бендера, кивнула я.
– Вы были в Лондоне?
– Нет, мне климат не подходит.
– Обычный там климат. Это больше устоявшийся стереотип, что там сыро и туманно. Нормально там.
– А почему не осталась?
– Работу трудно найти. Дорого всё. Папа сказал, что содержать не будет, а самой мне не по силам достойно там себя обеспечивать. Пришлось вернуться.
– Ты хорошо знаешь два языка. Почему бы тебе не пойти работать переводчицей?
– Стоять при ком-то и тупо переводить? Это занудно. Я жить хочу, а не прозябать.
– Зачем ты вчера согласилась пробовать работать со мной?
– А Вы прикольная очень. Я таких раньше не видела. И с папой зачётно так общаетесь. У меня так не выходит.
– Оль, я так понимаю, ты ради интереса согласилась, и я надеюсь, интерес свой за один день удовлетворила. Давай на этом эксперимент по внедрению тебя в компанию прервём?
– А мне выплатят премию? Ну например за то, что я буду молчать о том, что вы с папой акции скупать будете, хотя на торги не вышли?
– А сколько ты хочешь за молчание?
– Купите картину у Генриха.
– Картину покупать точно не буду. А вот денег дать могу. Озвучивай сколько. Только на одном условии: передавать их при твоём папе буду, чтобы гарантом в случае неисполнения тобой своих обязательств он был.
– Я не хочу, не хочу так, – неожиданно выкрикнула она, а потом бросившись на ближайшую кровать разрыдалась.
– Оль, – я села на край кровати, осторожно коснулась её плеча. – Что с тобой творится? Ты вроде девочка неплохая. Я иначе с тобой бы и пробовать не стала. А шарашит тебя что-то сегодня, того и гляди в разнос пойдёшь. Что случилось?
– Я устала! Почему я всем всё должна?! Не хочу так! Не хочу!
– А можно уточнить кому всем и что ты хоть для кого-то сделала?
– Генрих мозг выносит, что с папой договориться не могу. Папа заставляет всё делать самой. Ещё мама звонит с претензиями, и бабушка тоже. Достали меня все.