Тевтонка

Колотилина Октавия

Золотые воины ударили кулаками в шлем и грудь Бриана так, что тяжёлый рыцарь полетел на середину зала, словно чучело для тренировок. Враги устремились за ним.

Грета лихорадочно крутила ручку механизма. Отбежав, прицелилась в пустую глазницу — чёрный круг с щелью возле переносицы.

Болт вошёл точно, на половину длины.

Однако призрак не упал, он рывками согнул руку и выдернул стрелу, затем прошагал к раненому Полю и взвалил его себе на плечо. Второй в это время поливал всё кругом адским огнём. Грохот стоял, как от пушек.

Грета

бухнулась на пол, осколки кирпичей чиркали по её шлему.

Одо завопил, выронил взведённый арбалет. Грета перекатилась ближе, схватила оружие и пустила стрелу второму призраку в прорезь рта.

Тот пальнул в неё, но девушка сжалась в клубок. Луч пробил кольчугу, ожёг правое бедро.

Внезапно канонада прекратилась. Из потолка с шуршанием тёк песок, размеренная поступь затихала в отдалении.

Грета подняла голову и закашлялась от пыли, просипела:

— Ушли? Почему они нас не добили? Эй, есть кто живой?

Рыжая груда рядом зашевелилась. Обломки разъехались, и вылез Одо, весь серый.

С трудом поднявшись, Грета кинулась к Бриану. Тяжёлых ран она не нашла, однако привести в чувство рыцаря удалось не сразу, пришлось стянуть шлем, зажать нос, полить из фляжки водой. Бриан сел и схватился за голову.

Отца Антонио в зале не оказалось. Грета услышала торопливый шёпот дальше по коридору, пошла туда с огнём и обнаружила потерявшегося — тот лежал, прикрывая голову молитвенником.

— Вставайте, ради Пресвятой Девы, — попросила она, помогая. — Призраки забрали Поля. Интересно, зачем? И Густав исчез, а после их стало двое…

— Хочешь сказать, упыри превращают людей в своих? — Одо оттёр слезу. С прованцем они вечно устраивали каверзы, ходили везде вместе, даже над комтуром подшучивали. Он не раз грозился утопить друзей в гданиско. А теперь…

Грета кивнула:

— Помните ту штуку, которую подобрал Фед? Это не гривна была, а мокрица, просто свёрнутая. Они сворачиваются, когда спят, ну, когда зимуют или есть нечего. А у Феда за пазухой она пригрелась и укусила его, и такая же влезла в ноздрю Густава, и он тоже стал призраком.

Отец Антонио заскулил, в открытую достал фляжку с пальмовым вином и стряхнул в рот последние капли.

— Хм, откуда ты вот всё это знаешь? — Одо с ног до макушки оглядел Грету. — Или сама упыриха?

— Мне святая Варвара шепнула, — объяснила та свою догадку. — Скорее! Тут осталось идти полчаса, если поспешим, успеем до рассвета.

К выходу почти бежали, постоянно оглядываясь — не покажутся ли синие огни. Сзади кралась бархатная темнота, в плеске и шуршании чудилось тиканье. Грета и Одо несли факелы. Бриан с трудом переставлял ноги, и Грета взвалила руку рыцаря на свою спину, помогая идти. Пришлось бросить его мешок с припасами, перевесить себе дротик.

Правое бедро саднило. Комтур хотел, чтобы она осталась здесь. Обойдётся. Только бы вырваться наружу! Они и письмо передадут, и сигнальный огонь на башне зажгут, и обратно в замок ещё вернутся.

Только не этим путём. Ох, не этим!

Трудно. Рука у рыцаря тяжелее, чем ствол большой пушки. Ну давай же, ещё шаг…

Стены раздались в стороны, потолок поднялся. Вон уже видно железную дверь, почти выбрались!

— Погоди, дай отдышаться, — с трудом выдавил Бриан.

Грета прислонила его к стене и посветила факелом: на бледном лице чётче проступили оспины.

Предки Бриана д’Артуа были из Лотарингии, прадед приехал на службу в Кёльн. За рвение ему было пожаловано поместье и пять деревушек, дед выстроил замок. Его сын Робер привёз сарацинку из похода, которая родила мальчика. Роберу вскоре сосватали дочь соседа, чтобы объединить земли. Все владения, замок, слуги отошли её отпрыскам, и едва Бриану исполнилось четырнадцать, бастарда с парой пажей отправили в Пруссию.

Он почти каждую неделю сражался с заезжими рыцарями, всякий раз получая своё количество палок: братьям разрешалось выходить на ристалище только по приказу начальства. Впрочем, комтур не наказывал слишком строго, ведь все трофеи шли в орденскую казну, а проигрывал Бриан нечасто. Многие отказывались драться, только взглянув на мощную фигуру — дескать, пояса-то рыцарского у тебя нет. Но теперь, когда пояс у д’Артуа появился, все гости станут очень-очень вежливы с сыном сарацинки.

Если только он выйдет отсюда. Да пусть придётся на себе нести, волочь — призраки не получат его, хватит с них Поля!

— Как тебя на самом деле зовут? — спросил Бриан мягко, как никогда не говорил.

— Грета.

— Грета… Надо же, и мою младшую сестру так же. Знаешь, Грета, ты такая… Как оазис в песках Палестины.

— Идёшь, идёшь, а напиться нельзя?

— Да. То есть нет. Я о другом… Ты небывалая. Словно из песни. Не подумай обо мне ничего дурного. Поклоняются же святым ликам, молчаливо, издали…

Грета смотрела в глаза цвета гречишного мёда — и от груди вниз опускалась блаженная слабость, разливалась до кончиков пальцев. Этот человек больше года хранил её, а она и не знала. Следовал всюду, защищал от нападок, урезонивал братьев. Предупредил о приказе, который отдал комтур. Если бы не он — как бы Грета спаслась?

Тайный ангел с рябым носом. Ближе…

Грешница, Лилит. Этот рыцарь давал обет целомудрия, а глупая девчонка совратила его с истинного пути, из-за её лжи чистая душа будет вечно страдать.

Нет, Грета должна так думать. Но она всем телом дрожит, и чёрную щетину на смуглых скулах хочется пригладить, и плечи у сына сарацинки широкие, надёжные…

Рыцарь протянул ладонь, чтобы прикоснуться к щеке Греты. Она замерла…

И отпрянула:

— Настоящий Бриан мне никогда бы не признался!

Его указательный палец открылся, из кончика выползла золотая мокрица, шлёпнулась на пол, шмыгнула к ногам… Но Грета воткнула в тварь меч. И сжала себя в кулак, пытаясь собраться: