Тевтонский крест
Шрифт:
Сердце Бурцева бешено колотилось о ребра. Билось так, что, наверное, кольчуга на груди ходуном ходила. Радоваться и гордиться? Куда там! Сердце возвещало потерю любимой. Строить напрасные иллюзии не нужно. Он прекрасно видел, как меняется его милая Аделаидка под этой смешной жестяной коронкой. Вновь в княжне заговорила гордая шляхетская кровь. Вернулись былое высокомерие и надменность. Губки капризно поджались. А когда польская панночка бросила мимолетный взгляд на мужа – презрительно скривились. Ну, что ж, спасибо тебе, малышка!
Это трудно
Глава 39
Толпа шумела. Гордый подбородок и прелестный носик дочери Лешко Белого возносился все выше и выше. Эх, Аделаида, Аделаида! Слава мимолетна, тем более слава турнирной королевы на час. Да только кто ж об этом думает в минуту триумфа? И в славе ли одной дело? Нет конечно! Все цело в треклятом Фридрихе фон Берберге – Аделаида так и пожирает его обожающим взглядом.
А галантный вестфалец все не поднимал опущенного к ногам княжны копья и не думал отъезжать от ристалищной ограды.
– Что желает благородный рыцарь?
Она еще спрашивает?! Чего он желает?! Да слепому видно чего! Бурцев держал себя в руках из последних сил. Мало того, что весь народ уже пялился на Аделаиду, не хватало еще и ему привлекать тевтонское внимание.
Фридрих фон Берберг ждал вопроса полячки. Ответил он незамедлительно:
– Я прошу вас дать мне что-нибудь взамен турнирного венца, прекрасная Агделайда. Какой-нибудь предмет вашей одежды, чтобы я мог хранить его вечно или, подвязав к шлему, идти с ним на битву.
Да что он себе позволяет, этот фриц недорезанный! При чем тут одежда чужой жены? Стриптиза ему захотелось, что ли? Бурцев все же встал между ними:
– Не смей, Аделаида!
Любимые зеленые глаза окатили его таким презрением, такой ненавистью…
– А в чем, собственно, дело, Вацлав? Благородный Фридрих фон Берберг объявил меня дамой сердца и…
– Ты, между прочим, замужем, Аделаида.
– Так и что? Многие рыцари выбирают в дамы сердца чужих жен и даже почтенных матрон с детьми. А потом в странствиях неустанно прославляют их красоту и совершают подвиги в их честь.
Люди вокруг в недоумении взирали на их перепалку. Копье в руках фон Берберга чуть подрагивало.
– Вы что тут, все с ума посходили?
– А по-моему, безумен как раз ты! – Аделаида с дурацкой жестянкой на голове подбоченилась совсем уж не по-княжески. – Разве тебе не хочется, чтобы благородный рыцарь прославлял мою красоту?
– Ты знаешь, не испытываю ни
– Ах, так! Тогда вот…
Аделаида приподняла венец королевы, рванула с головы шапочку. Не рассчитала малость – головной убор упал в затоптанный снег. В руках княжны осталась лишь зеленая ленточка, крепившая филлет под подбородком. Полсекунды ушло на размышление. Затем полячка решительно отпихнула ногой испачканную шапочку и ловко повязала к склоненному и окровавленному наконечнику копья фон Берберга чистую ленту.
Вестфалец благодарно улыбнулся.
Аделаида улыбалась злорадно:
– Вот так-то, Вацлав!
Жестяная коронка лежала теперь на распущенных русых волосах. Тех самых, что так нравилось гладить Бурцеву. А теперь в любимых волосах путался холодный ветер.
И вдруг он понял все! Сама по себе сорванная шапочка – ерунда. Ленточка на копье – тоже фигня! Длинные русые волосы, разметавшиеся на ветру и перехваченные сверху лишь обручем турнирного венца, – вот он, настоящий подарок! Замужние женщины не должны появляться на людях с непокрытой головой. Обруч же или венок на распущенных волосах носят только незамужние девицы. Ясно же, ясно все, как день: строптивая княжна дает понять, что между ними все кончено. Она больше не желает считать Бурцева своим мужем, а себя – его женой.
– Я уже говорила тебе, что думаю по поводу нашего так называемого брака, – прошипела Аделаида на прощание. – Разбойничья свадьба и жизнь вечной скиталицы – это все-таки не по мне, Вацлав. Так что прощай!
Совсем по-детски – как же это нелепо и неуместно сейчас! – княжна показала ему язык. Затем – пока он стоял ошарашенный, убитый и раздавленный ее заявлением – Аделаида нырнула за ограждения и в сопровождении конного фон Берберга решительно зашагала через ристалищное поле к трибунам знати. Ибо место королевы турнира – там.
Е-о-оп-с-с-с! Бурцев наконец спохватился. Уводят же! Жену уводят средь бела дня! Его любимую милую Аделаидку!
– Куда?!
Он вскочил на коня. Плевать на осторожность! Плевать на гештех! Плевать на отсутствие копья! Топхельм – на голову. Меч – из ножен. Прочь с дороги! Все!
Испуганный народец прыснул в стороны. Многострадальная ограда вновь рухнула под копытами взвившегося на дыбы жеребца.
– Фон Берберг! – проревел Бурцев из-под шлема. – Я вызываю!
Вестфалец развернул коня. Насмешливый взгляд, торжествующая улыбочка…
– Разве ты не согласен с тем, что Агделайда Краковская – прекраснейшая из женщин, несчастный?!
– Я не согласен с тем, что ее лента висит на твоем копье!
Фон Берберг кивнул:
– Вызов принят. Но ты уж подожди, пока я провожу королеву турнира на соответствующее ее положению и красоте место. Таковы правила. И потом… Я не вижу у тебя копья.
– Будем сражаться на мечах. Клинок у меня имеется.
Вестфалец улыбался все шире, все злее:
– Вообще-то я мог бы купить для тебя копье, раз уж тайные рыцари у нас такие бедные.