Тевтонский крест
Шрифт:
– Приведите в чувство рыцаря из Вестфалии, – хмуро распорядился епископ Вильгельм, – и побыстрее.
Кажется, другой поединщик посланца Рима не интересовал вовсе. Копейщики отошли. Бурцев пешком направился к поваленной ограде. Народ за ней толпился, народ недовольно бухтел. Ох, расступись, люди, хуже ведь будет.
Люди расступились.
Глава 43
– Хэр риттер[68]! Пан тайный рыцарь! Хэр! Господин!
Бурцев обернулся. Да, звали именно его. Смешной толстячок – слуга
– В чем дело?
Бурцев заговорил на польском, и его собеседник тоже наконец определился с выбором языка.
– Меня зовут Ясь, – почтительно сказал оруженосец. – Мой молодой господин, благороднейший Вольфганг фон Барнхельм приказал мне пригласить к нашему скромному столу того рыцаря, который побьет на ристалище Фридриха фон Берберга из Вестфальских земель. Если вы согласны разделить с ним трапезу, то покорнейше прошу следовать за мной. Мы остановились неподалеку.
– Твой господин уже способен принимать гостей? – усмехнулся Бурцев. – После поединка он выглядел гм… не очень бодро.
– Мой господин быстро оправляется от ран. К тому же, по Божьему провидению, копье фон Берберга нанесло хоть и глубокую, но на удивление небольшую рану. И не опасную к тому же. Кость не повреждена, а раненое плечо уже промыто целебными бальзамами и перевязано. Ну и… славное рейнское вино поставит на ноги кого угодно.
Ясь лукаво подмигнул.
Вино?! Бурцев хмыкнул. Уж не этого ли ему сейчас не хватает – накачаться до одурения пьянящим компотиком и забыться, на фиг… Забыть об Аделаиде.
– Что ж, дружище Ясь, веди к своему господину. Мы с ним, в некотором роде, теперь товарищи по несчастью.
Благородный Вольфганг с перебинтованным тряпками правым плечом валялся в санях на соломенной подстилке, под парой теплых одеял. Сюда же были сгружены нехитрые пожитки рыцаря и его оруженосца. Чиненные-перечиненные доспехи, обломки щита и копья валялись под телегой.
Одет фон Барнхельм был в выцветшие зеленые штаны-шоссы из свалявшейся шерсти и шерстяную же поддоспешную куртку-гамбезон – плотную, толстую, подбитую не то ветошью, не то конским волосом. И до неприличия засаленную. Казалось, этот поддоспешник за время бесконечных странствий насквозь пропитан потом и кровью.
Рядом отощавшая кляча из санной упряжи и неказистый боевой конь рыцаря флегматично дожевывали охапку сопрелого сена. Да уж, пожелай фон Берберг забрать имущество побежденного, обогатился бы он не намного. Ну, разве что пузатый бочонок, тщательно привязанный к задку саней, представлял здесь некоторую ценность. Видимо, в нем и хранилось обещанное рейнское. Интересно только, откуда у бедного рыцаря, который ни доспехов приличных, ни коня хорошего купить не в состоянии, столько вина?
Бурцев принюхался. В воздухе уже стоял стойкий кисловато-бражный запашок. Явно к содержимому деревянной емкости прикладывались совсем недавно и притом неоднократно. Но как? Дно у бочонка не высажено.
В верхней трети бочонка он разглядел небольшую сквозную пробоину, любовно заткнутую с обеих сторон тряпицами и деревянными клинышками. Забавно! Эти две маленькие дырки здорово смахивали на пулевое отверстие. Не будь Бурцев твердо уверен, что в бою за Взгужевежу он собственноручно расстрелял весь боезапас гитлеровского посла-хрононавта, еще можно было бы предположить, что кто-то где-то какой-то шальной пулей…
Бр-р-р! Что за бред! Какая пуля? Откуда? Лезут же, блин, всякие мысли после того эсэсовского кинжала-динсдольха, что возит с собой загадочный коллега – тайный рыцарь и по совместительству охотник за чужими «копьями мира».
Хватит напрягаться, Васек! Не летают больше в тринадцатом столетии пули, и все тут. А дырка в бочке… Вероятно, все вышло проще и комичнее: Вольфганг со своим оруженосцем, обуреваемые вполне понятной жаждой, продырявили несчастный бочонок с двух сторон подручными средствами – гвоздем, шипом булавы или наконечником стрелы – и присосались к нему, как пиявки. Да, пожалуй, это более правдоподобное объяснение. Заметив, с каким вожделением смотрит на вино Ясь, Бурцев решил, что попал в самую точку.
Они подошли поближе к саням. Ни кляча, ни боевой конь никак не отреагировали. Зато их нетрезвый хозяин встретил гостя с несвойственным для немца радушием. Едва Ясь доложил о тайном рыцаре, одолевшем фон Берберга, рейнский искатель приключений аж подскочил со своей лежанки. Поморщился от боли, но с салазок слез самостоятельно. Нетвердо – то ли из-за ранения, то ли от обилия винных паров в голове – встал на ноги. Левой рукой покрепче вцепился в борт саней.
– Теперь придется драться одной рукой, – мрачно кивнул Вольфганг на грязную повязку. – Но ничего, с мечом как-нибудь управлюсь, а без щита обойдусь. Думаю, завтра вызвать фон Берберга снова.
– Не стоит, – улыбнулся Бурцев.
Этот дурной влюбленный мальчишка почему-то пришелся ему по душе.
– Конечно, не стоит, раз Господь уже покарал проклятого вестфальца твоей рукой, хэр тайный рыцарь. Или правильнее – пан тайный рыцарь? Ты ведь поляк? Ясь сказал, что ты говоришь по-польски гораздо лучше и охотнее, чем по-немецки. Хм, чудно вообще-то, что небеса избрали для возмездия не германца, а поляка.
– Да я вообще-то э-э-э… – Бурцев вовремя спохватился. О том, что он русич, сильно распространяться здесь, пожалуй, не стоило. – В общем, зови меня Вацлав, благородный Вольфганг.
– Хорошо. – Горделивый, но учтивый кивок. – Это великая честь, если рыцарь, у которого, очевидно, имеется веская причина именоваться тайвым, открывает свое имя. Я благодарен тебе за доверие, Вацлав. А теперь прошу разделить со мной горечь моего поражения и радость твоей победы.
Вольфганг повернулся к оруженосцу:
– Ясь! Вина и еды нам – все, что есть.
– Так ничего ж почти не осталось, господин. Вот лепешки обозные – и все. Да и те твердокаменные уже.
Фон Барнхельм виновато пожал плечами, икнул нетрезво: