Тевтонский крест
Шрифт:
Однако защищать приходилось не только сушу. Большой Канал – тоже. Эта некогда главная артерия Венеции рассекала город надвое гигантской – почти в четыре километра – синусоидой. Глубина, если верить словоохотливому Джузеппе, здесь достигала пяти-шести метров, расстояние между берегами – от тридцати до семидесяти метров. В общем, вполне достаточно для прохода вражеских кораблей.
Чтобы не пропустить в город с моря незваных гостей – пиратов, а также заклятых врагов и извечных соперников республики – генуэзцев, венецианцы с заходом солнца перегораживали канал цепями. Сейчас над водой виднелись
Кроме оборонительных цепей берега Большого Канала соединял единственный пока мост Риальто – хлипкое деревянное сооружение, годное, однако, для прохода пешеходов, проезда всадников и груженых телег. М-да, а выглядел-то этот Риальто тринадцатого столетия поскромнее новгородского моста через Волхов.
– Посмотрите сюда! Палаццо Фарсетти! Дворец, воздвигнутый великим дожем Энрико Дандоло, который с помощью крестоносцев взял Константинополь![157] – Джузеппе, желая угодить спутникам, вел себя как услужливый гид. – А вон там – Палаццо Лоредан! А вот и жемчужина Венеции – главная площадь города пьяцце де Сан-Марко с базиликой, также носящей имя Святого Марка. Эта золотая базилика[158] – поистине гордость республики! Пизанцы со своей церквушкой могут теперь кусать свои вонючие локти![159]
Базилику начали строить почти двести лет назад – еще при славном доже Доменико Контарини, а украшать ее продолжают и поныне[160].
«Поразительный долгострой!» – изумился Бурцев. Впрочем, оно того стоило! Собор Святого Марка – даже неоконченный и облепленный лесами – впечатлял. Грандиозный комплекс из нескольких зданий, расположенных крестообразно, словно парил над водой. В центре и по краям равностороннего креста-базилики возвышались купола. Входы – как понял Бурцев из восторженных объяснений купца, их в базилике ровно пять – украшали бесчисленные мраморные колонны, арки и порталы. Часть фасада еще влажно поблескивала свежей лепниной и пестрыми мозаичными картинами.
– Посмотрите налево, синьоры! Видите, вон там... Новая мозаика. Мастера только-только закончили работу.
Бурцев пригляделся. Рассмотреть хоть что-либо в слепящем утреннем солнце оказалось мудрено, но Джузеппе это обстоятельство ничуть не смущало. Размахивая от восторга руками, он говорил и говорил без умолку:
– Сюжет посвящен внесению мощей святого Марка в базилику. Вы ведь слышали о подвиге двух отважных венецианских купцов Рустико да Торчелло и Буоно да Маламокко? Они выкрали в Александрии нетленные мощи святого Марка и тайком вывезли их из Египта под свиными тушами, рыться в которых мусульмане побрезговали[161].
«Вообще-то это больше смахивает не на подвиг, а на воровство и банальную контрабанду», – подумал Бурцев. Однако от комментариев воздержался. Он с удивлением смотрел на вдохновенного рассказчика. Купец преображался прямо на глазах. Нет, Джузеппе вовсе не играл роль словоохотливого экскурсовода в угоду спутникам. Сейчас он жил ею. Этот толстенький нескладный человечек с алчными поросячьими глазками, оказывается, безумно любил свой город. Не исключено, что после страсти к наживе Венеция была его второй страстью – гораздо более чистой и возвышенной.
Глава 50
А
– Мощи блаженного проповедника были упокоены за алтарной оградой темно-красного веронского мрамора, под 250 иконами. С тех пор он считается покровителем и защитником Венеции, а лев святого Марка стал символом республики.
Ага, так вот, значит, откуда здесь такое изобилие резных, литых, кованых и лепных представителей семейства кошачьих!
– В базилике Сан-Марко дожи клянутся в верности Венеции. И там же им воздают последние почести, трижды по три раза поднимая на носилках тела упокоившихся правителей республики. Кстати, Дворец Дожей – вот он рядом, у самой воды.
Дворец Дожей тринадцатого века выглядел скорее угрожающе, нежели красиво. По сути, Дворец представлял собой замок-крепость – квадратный, неприступный, с тремя мощными башнями. В таком можно отсидеться и в случае вражеского нападения, и во время народных волнений.
– А во-о-он там, видите, решетки? Это тюрьма Карчери. Большая тюрьма, очень. И очень жуткое место, – не преминул похвастаться очередной достопримечательностью Джузеппе. – Внизу – Поццы, вверху – Пьомби. Не приведи Господь туда попасть! В нижних камерах, бывает, заключенные отбывают свой срок по пояс в воде. В верхних – жарятся заживо под раскаленными свинцовыми крышами. К тюрьме из Дворца Дожей ведет мостик. Мост вздохов – так его у нас называют. Кто проходит по этому мосту, назад обычно не возвращается.
– А это что? – раздался голос Гаврилы с соседней лодки. – Высоченная такая, с золотой фигуркой наверху...
Новгородец указывал на башню, что стояла напротив базилики и торчала над городом подобно персту, уткнувшемуся в небеса. На самой верхотуре, действительно, что-то поблескивало золотом. Внизу же – в тени башни – шла бойкая торговля. Кажется, на площади Сан-Марко по случаю праздника продавали вино.
– Это наша главная колокольня, маяк и сторожевая башня, – гордо ответствовал Джузеппе. – Ей добрых две сотни лет. А наверху – золотая статуя архангела Гавриила.
– Правда?!
Алексич широко улыбнулся – тезка все-таки. Потом добавил на русском, обращаясь уже к Бурцеву:
– Самое подходящее место для вечевого колокола. Собрали бы эти венецианцы народ на вече, как в Новгороде, да всем миром накостыляли б по шеям и дожу-князю своему, и боярам из Советов, чтобы делом занимались, а не отдавали город на откуп немцам.
Бурцев переводить не стал. Со своим уставом, как говорится... В конце-то концов, в Новгороде тоже не все гладко. Что-что, а это он знал по собственному опыту. Так что вечевой колокол тут – не панацея.
– Что сказал синьор Габриэло? – заискивающе улыбнулся Джузеппе.
– Восхищается, – хмуро пробормотал Бурцев.
– О да, красотами Венеции нельзя не восхищаться! Кстати, мы уже прибыли в портовый район.
Бурцев видел. И морскую лагуну, раскинувшуюся перед ними. И стайки рыбачьих лодок, рассыпанных по волнистому, в белых барашках ультрамарину. И корабли, сгрудившиеся у причалов.
На флот крупнейшей в тринадцатом столетии морской державы даже Гаврила засмотрелся, забыв и о красавице Дездемоне, и о реформах по переводу венецианской республики на вечевое управление.