Тевтонский крест
Шрифт:
– Маскировка, – туманно пояснил Бурцев.
И перешел к делу:
– У меня к вам, собственно, один вопрос. Где Агделайда Краковская?
Молчат.
– Где псковская пленница? – повысил голос Бурцев. – Где девушка, которую доставили из Венеции в Иерусалим, а из Иерусалима сюда?
Глава 65
Эсэсовцы зашевелились, зашептались. Первый шок потихоньку проходил, и фашики прикидывали, что можно предпринять. Кто-то поглядывал на ворота бункера. Кто-то – на дверцу в стене.
– Э! Э! Э! Даже
Ответа на заданный вопрос вновь не последовало.
– Гаврила, покажи, как ты владеешь булавушкой, – громко, по-немецки приказал Бурцев.
И добавил – шепотом, по-русски:
– Стукни по ящику Хранителей, только не сильно усердствуй.
Алексич кивнул: все понял, мол. Булавушка мелькнула в воздухе. Богатырь вмазал…
– Бу-хум! – На атомном «гробе» появилась приличных размеров вмятина.
Минометный снаряд подскочил, завертелся, едва не свалился на пол.
– Ухм-ухм-ухм! – зарокотало эхо под бетонным куполом.
Немцы вздрогнули. Бурцеву тоже сделалось нехорошо. Но вроде пронесло…
– Я ж просил не усердствовать, Алексич! – прошипел он. – На тот свет решил всех отправить? Так рановато пока!
– А чего? – смутился новгородец. – Я ж тихонько совсем…
Ни фига ж себе, тихонько! Бурцев перевел дух. Ладно, все к лучшему: после безумной выходки Гаврилы фрицы, в особенности перепуганные медиумы, имели вид бледный и казались более сговорчивыми.
– Еще раз спрашиваю: где Агделайда Краковская?
Опять молчание…
– Нам повторить?
Бурцев демонстративно повернулся к Гавриле. Поднял руку с видом офицера расстрельной команды. Крикнул на немецком:
– Ну-ка, еще разок! Только посильнее!
И тут же цыкнул, по-русски:
– Не вздумай, Алексич!
Новгородец, озадаченный двойственностью приказа, медленно-медленно занес булаву, замер в нерешительности…
Эзотерики СС затаили дыхание.
– Это будет не больно, – пообещал Бурцев. – Почувствовать ничего не успеете. Вспышка – и все. Пепла не останется.
Должны же, блин, хоть у кого-то сдать нервы? И нервы сдали.
– Н-н-не делайте этого! Он-н-на здесь! Аг-г-где-лайда! Я з-з-знаю! Я в-в-видел! В-в-вы убьете ее вместе с нами!
Бурцев повернулся к говорившему. А говорил тщедушный медиумишка, буквально утопавший в своем необъятном балахоне. Подумалось: до чего же все-таки худосочный народец эти эсэсовские экстрасенсы.
– Продолжай! – потребовал Бурцев.
– Заткнись, Ганс!
Офицер-магистр – тот самый краснорожий бригаденфюрер – подскочил, пытаясь дотянуться до медиума, свернуть цыплячью шею. Но тут уж не зевали Бурангулка и дядька Адам. Лучники в точности исполнили приказ Бурцева – валить любого, кто попытается встать.
Две стрелы ладно пропели в воздухе. Обе вошли в грудь прыткого магистра. Офицер захрипел, забился в конвульсиях. Эсэсовцы отползли от брызнувшей крови. Ишь, чистоплюи!
Ганс не заткнулся. Гансу очень хотелось жить. Воля Ганса была уже изрядно подточена ударным ментально-астральным
Медиум с трудом одолел заикание, кое-как справился со страхом. Продолжил под хмурыми взглядами коллег-эзотериков – путаясь и сбиваясь:
– Девушка… Она прибыла с офицерами средиземноморской группы цайткоманды… Еще был тевтонский магистр Генрих фон Хохенлох… Он поставил «якорь»… Это такая вербально-магическая формула… Ну… чтобы… Она позволяет…
– Дальше! Что ты знаешь о девушке?!
– Я помогал выводить ее из транса.
– Из транса?
Да, ведь и плененный в Иерусалиме Рудольф Курц тоже говорил о трансе.
– Она шлюссель-менш, – объяснял медиум. – А чтобы управлять волей шлюссель-менша, который не желает сотрудничать добровольно, необходимо ввести его в состояние транса. Особого, магического транса. Тогда цайт-прыжок пройдет успешно. И еще…
– Что еще?
– Находясь под магическим воздействием, люди обычно рассказывают все, что от них требуется.
– Обычно?
– Агделайда не рассказала. Даже будучи в состоянии глубочайшего транса, она не отвечала на вопросы, которые ей задавали… Я не знаю, как это возможно. Наверное, все дело в том, что она… Она ведь уже не обычный человек. Шлюссель-менш…
– Погоди! А какие вопросы ей задавали?
– О советских хронодиверсантах.
Идиоты! Нашли, блин, о чем спрашивать несчастную малопольскую княжну!
– Еще о чем?
– О муже ее. О полковнике Исаеве. Только Агделайда все время повторяла одну и ту же легенду. Хорошо заученную, однако слишком уж неправдоподобную.
– Так… Легенду, значит? Неправдоподобную, значит?..
Медиум захлопал глазами:
– Конечно. Какой-то «мамон», какой-то нижний парк, неоскинхеды какие-то…
– Не мамон, а ОМОН, – машинально поправил Бурцев.
– Ее рассказ не совпадал с разведданными цайт-команды…
Ну, еще бы! Если учесть, что все разведданные о «полковнике Исаеве» основываются на том бреде, который сам Бурцев нес два года назад, запудривая мозги штандартенфюреру СС Фридриху фон Бербергу… Похоже, немцы и мысли не могли допустить, что бедняжка Аделаида говорит истинную правду. Надвигающаяся с востока Красная угроза уже заставляет фашиков всюду видеть происки коварных Советов. Так что этим зашоренным ребятам оказалось проще поверить в трансоустойчивость шлюссель-менша, чем в случайное появление в прошлом омоновца из двадцать первого века.
– …и поэтому ее вывели из транса, – закончил немец.
– Почему «поэтому»? – нахмурился Бурцев. Последние слова медиума ему не понравились. Ганс замялся…
– Решено было… было решено… в общем, применить более традиционные методы воздействия.
– Пытки?! – прохрипел Бурцев.
Медиум вздрогнул, отвел глаза.
– И пытки тоже. До цайт-прыжка допросы с пристрастием к Агделайде не применялись. Ее берегли, как ценную пленницу. Для рейхсфюрера СС. Но сейчас…
– Что?!