Тэза с нашего двора
Шрифт:
— Пойди умойся, гангстер-мудак! — скомандовал Лёва.
Когда Жора смыл с лица остатки теста, Лёва спросил:
— Если ты решил грабить, почему без пистолета?
— Я боюсь выстрелов, — признался Жора.
— Тогда хотя бы взял в руки нож!
— Я боюсь порезаться.
— С тобой всё ясно: советской тюрьмы тебе мало — захотелось в американскую.
Жора, который уже сам понял, что грабежи — это не его стихия, подавленный молчал. Потом робко произнёс:
— А если заняться рэкетом?.. Вот, я уже набросал. — Он вытащил из кармана листок бумаги и прочитал: — «Немедленно приготовьте сто тысяч долларов. Требую положить их в урну возле ресторана „Одесса“,
— Кому это? — поинтересовался Лёва.
— Сеньке Косому. Он уже сделал миллион на бензине: разбавляет его водой. Пусть поделится!
Лёва взял у него листок и перечитал написанное.
— К твоему сведению, в Америке за рэкет дают такие же сроки, как и за ограбления. Хочешь попробовать — пожалуйста, но хотя бы обезопась себя. Письмо надо составить так, чтобы юридически тебя не могли обвинить в вымогательстве.
— Как это? — растерянно спросил Жора.
— Очень просто. Во-первых, не «требую», а «прошу»… Дальше сокращаем фразу: «Если не сделаете, будет плохо». И всё! Кому именно плохо, не пишешь, может, это тебе плохо, может, эти деньги нужны на лекарство.
— На зубы, — уточнил Жора и вытащил свою челюсть.
— Умнеешь на глазах, — похвалил Лёва. — Следующая строчка должна звучать так: «Почему бы вам не вложить тысяч сто долларов в благоустройство нашей Брайтон-Бич?.. Думаю, начать можно с урны возле ресторана „Одесса“, лучше всего вечером, восьмого числа, часов в восемь»… Вот в таком духе… И финал:
«…У вас очень опасный бизнес, много бензина, я так беспокоюсь, чтобы он не загорелся!..»
— Лёва, вы — гений! — Потрясённый Жора подбежал к Лёве и стал трясти его руку. — Спасибо! Когда я получу деньги, я с вами поделюсь!
— Не надо с ним делиться, — вмешалась Маня, — если ты что-то получишь, то только срок!..
Когда Тэза осталась одна, негласное шефство над ней взял Эммануил по кличке Чайник. Он не случайно попал в это повествование, поэтому я расскажу о нём поподробней.
Жил Эммануил в соседнем дворе, в огромной коммунальной квартире, в комнатке без окна, при кухне. Эта конура когда-то предназначалась кухарке, в ней, кроме раскладушки, на которой он спал, помещалась ещё этажерка. Нижние полки были завалены книгами, какими-то расчётами и чертежами, а на верхней — стоял самодельный телескоп, который он соорудил из подзорной трубы и десятка дополнительных линз. По ночам, когда кухня затухала и затихала, он тихонько выходил со своим телескопом, пододвигал к окну табуретку, влезал на неё, потом, раздвинув кастрюли с супом и банки с компотом, ставил ноги на подоконник, просовывал трубу в форточку и часами смотрел в небо. Но он не просто наблюдал — он искал свою звезду, голубую, шестиконечную.
— Она есть, есть, — убеждал он Тэзу. — только она очень высоко, но её обязательно надо найти!.. Мой дедушка рассказывал легенду: «Шестеро сыновей разъехались по всему миру, но чтобы они не потерялись, мать повесила на небо шестиконечную звезду и завещала: когда вам будет тяжко и одиноко, найдите в небе эту звезду, одновременно смотрите на неё и она вас объединит»… Братья позабыли о ней, но я её непременно найду!.. Я покажу её людям, и они перестанут злиться, ненавидеть, воевать — все будут радоваться!..
В кухне он не имел своего столика, потому что ничего никогда не готовил. Питался бутербродами и запивал их чаем, который кипятил у себя в комнате, в гранёном стакане, погрузив в него кипятильник. Сердобольные соседки по очереди заносили ему
Он страдал от приступов резкой головной боли, вдруг вскрикивал, сжимал руками виски, раскачивался и стонал. Когда его спрашивали: «Что с вами?», он отвечал:
— У меня в голове пар, идеи кипят, им выхода нет — вот-вот череп взорвётся!..
И, действительно, идей у него была масса: и как пустыни остудить, и как жизнь человеческую вдвое продлить и как летающие дома построить… Он вечно что-то писал, считал, чертил и посылал свои проекты в Совет Министров. Ответов не получал, но продолжал посылать. Одни втихую посмеивались над ним, иные откровенно дразнили. Но и те, и другие им гордились и даже хвастались, что только в Одессе мог родиться такой шизик.
По утрам все соседи отдавали ему остатки вчерашних ужинов, недоеденное пюре, куски хлеба, обглоданные кости — он собирал все эти приношения в целлофановый пакет и шёл кормить бездомных собак, которые, где бы он не появлялся, сбегались к нему, окружали и приветствовали его радостным лаем.
— Почему у нас в стране сука — это ругательство? — искренне удивлялся он. — Ведь сука — самое преданное и верное существо. Когда хочешь похвалить человека, надо ему сказать: «Ты — сука!». Знаете, что говорят поляки? «Неправда, что любовь нельзя купить за деньги — купите собаку!»
Он облюбовал за городом пустырь и добивался открытия там кладбища для домашних животных, обращался с этим предложением в разные организации, даже пробился на приём к председателю горсовета. Когда и там ему было отказано, он заплакал и сквозь слёзы сказал хозяину кабинета:
— Мне вас жалко: очевидно, у вас никогда не было любимой собаки или кошки.
В доме жила одинокая старуха с курицей, которую она ежедневно выводила на поводке погулять. Когда старуха умерла, она завещала свою курицу Чайнику. Теперь уже он ежедневно выводил курицу гулять на поводке. Потом, когда она состарилась и уже не могла ходить, выносил её на руках, чтобы она подышала свежим воздухом.
— Ты бы её зажарил, пока она лапы не откинула, — посоветовал Митя-самогонщик. — Классная закусь!
Чайник даже не счёл нужным ему ответить.
Когда курица умерла, он ночью повёз её на окраину города и закопал на том пустыре, который пытался превратить в кладбище для домашних животных.
Там же, тайком, он закапывал собак и кошек, сбитых машинами, которых подбирал на мостовых.
Семья Фишманов, убедившись в том, что Тэзу им в Израиль не вытащить, переключились на Марину.
— Пока я жива, я хочу, чтобы моя внучка была рядом! — заявила Ривка, и это послужило для сыновей командой к действию. Они ежедневно звонили Марине, рассказывали, как скучает по ней её новая бабушка, а Мане и Лёве организовали тёплое письмо-приглашение от Одесского землячества с сотней подписей, среди которых половина была их родственниками и приятелями. Эти друзья и родственники, по просьбе семейства Фишманов и за их счёт, регулярно звонили в Нью-Йорк и рассказывали, как они весело, по-одесски, проводят время, как часто вспоминают Лёву и Маню, и как им их не хватает. Искусители Фишманы, каждую неделю присылали своим найденным родичам афиши спектаклей русских театров, созданных в Израиле, программки концертов и творческих вечеров музыкантов, певцов, композиторов и писателей, выходцев из бывшего Советского Союза. И, наконец, они прислали приглашение Сохнута, где перечислялись льготы, пособия и подарки эмигрантам из Америки. Постепенно всё это возымело свой результат: