The Chamber. Камера
Шрифт:
– Казнить его.
– Казнить, отравить газом, посадить на электрический стул, лишить жизни, называй как угодно. Но ведь это же убийство, Кармен, узаконенное убийство. Это грех, и я пытаюсь предотвратить его. Занятие, безусловно, грязное, и если что-то не укладывается в рамки этики – плевать.
– От всего этого смердит.
– Газовка тоже не благоухает.
Кармен молча покачала головой. Всего сутки назад она со своим приятелем беззаботно ела мороженое за столиком уличного кафе в Сан-Франциско. Теперь же девушка просто не понимала, где находится.
– Не суди меня строго, Кармен. В отчаянии человек способен и
– О'кей, – прошептала она и двинулась вниз по лестнице.
* * *
Макаллистер и Адам сидели в глубоких кожаных креслах, стоявших почти вплотную. Гудмэн и Кармен находились уже на полпути в аэропорт, а Моны Старк в здании капитолия вообще не было.
– Странно как-то все получается, – устало проговорил губернатор. – Вы, внук, знакомы с Сэмом меньше месяца. Я же имею с ним дело много лет. Ваш дед давно стал частью моей жизни. Казалось, я уже привык ждать дня, когда свершится возмездие. Я желал Сэму смерти – за убийство ни в чем не повинных мальчиков. – Макаллистер прикрыл глаза, голос его звучал проникновенно, по-дружески. – А теперь уверенность куда-то пропала. Признаюсь, Адам, силы у меня на исходе.
Манера речи губернатора свидетельствовала том, что он либо позволил себе предельную искренность, либо был незаурядным актером. Первое или второе?
– Какое благо принесет штату смерть Сэма? – спросил Адам. – Неужели в среду утром люди почувствуют себя осчастливленными?
– Нет. Но ведь вы принципиально против смертной казни. А я – за.
– Почему?
– В обществе должно быть соответствующее наказание за убийство. Поставьте себя на место Рут Крамер, и вы мгновенно ощутите разницу. Не забывайте о жертвах, Адам.
– О высшей мере можно спорить часами.
– Да. Оставим эту тему. Сэм сообщил вам что-нибудь новое о взрыве?
– Как его адвокат, я обязан промолчать, но ответ мой будет отрицательным.
– Он мог действовать один, я же не знаю.
– Имеет ли смысл гадать за день до казни?
– Честное слово, не знаю. Однако если бы у Сэма был сообщник, если бы ответственность за взрыв с ним разделил кто-то еще, я не допустил бы казни. Это в моей власти, вы понимаете. Пусть такое решение уничтожит меня как политика. Я устал от политики, мне надоело выступать вершителем человеческих судеб. Дайте мне правду, и Сэм останется жить.
– Но вы же верите, что рядом с Сэмом находился второй, вы сами об этом говорили. Так же полагал и агент ФБР, который вел расследование. Что мешает вам поступить в соответствии с собственным убеждением?
– Я должен знать точно.
– Выходит, всего одно слово, одно названное Сэмом имя – и росчерком пера вы отмените казнь?
– Нет. Но я назначу новое расследование.
– Этого не произойдет, губернатор. Я пытался. Я задавал Сэму десятки вопросов. Он все отрицал.
– Кого он покрывает?
– Не знаю.
– Может, мы и ошибаемся. О деталях взрыва он вам рассказывал?
– И опять, губернатор, я вынужден промолчать. Всю ответственность Сэм берет на себя.
– Тогда о каком помиловании мы говорим? Если преступник утверждает, что действовал в одиночку, чем я могу ему помочь?
– Помогите не убийце, а старику, которому в любом случае осталось не так уж много. Помогите ему, потому что этим вы совершите правое дело, потому что в глубине души вы сами этого хотите. Такой поступок требует мужества.
– Он меня ненавидит, верно?
– Да.
Улыбнувшись, Макаллистер развернул полоску жевательной резинки.
– У вашего деда и вправду помутился рассудок?
– Наш эксперт уверен, что да. Мы с Гудмэном попытаемся убедить в этом и Слэттери.
– Понимаю. Но как в реальности? Вы провели рядом с Сэмом немало часов. Отдает он себе отчет в происходящем?
Сейчас откровенность может только навредить, подумал Адам. В конце концов, Макаллистер – не друг, не советчик.
– Он здорово сдал. Честно говоря, сомневаюсь, чтобы после всего лишь месячного пребывания на Скамье человек не потерял рассудок. Сэм попал в Парчман достаточно пожилым, и сейчас деградация налицо. Поэтому-то он и отказывается от интервью. В данный момент состояние деда вызывает только жалость.
В устремленном на собеседника открытом взгляде губернатора не было и тени недоверия.
– Какие у вас планы на завтра? – спросил он.
– Еще не решил. Все зависит от Слэттери. Я рассчитывал провести вторник с Сэмом, хотя, может быть, придется побегать.
– Вот номер моего личного телефона. Обязательно позвоните.
* * *
Отправив в рот ложку бобов, Сэм поставил поднос на край койки. Сквозь прутья решетки за ним наблюдал туповатый страж. Замкнутая в крошечном пространстве камеры, жизнь и без того давно стала мукой, но ощущать себя объектом пристального интереса постороннего, насекомым было просто невыносимо.
Часы показывали шесть – время вечернего выпуска новостей. Кэйхолл включил телевизор. Что говорит сейчас о нем мир? Передача из Джексона началась с сообщения о слушании, которое назначил федеральный судья Флинн Слэттери. На экране появился молодой человек с микрофоном. Он стоял возле здания суда. Взволнованным голосом репортер оповестил зрителей, что слушание ненадолго отложено, а участники собрались в кабинете его чести. По утверждениям защиты, ослабленный разум не позволяет мистеру Кэйхоллу осознать сущность предстоящей экзекуции. Процедура слушания начнется с минуты на минуту, и сказать, к какому выводу придет судья Слэттери, сейчас невозможно. Репортера сменил ведущий: в Парчмане все готово. Следующий сюжет был снят у ворот тюрьмы. Крупным планом камера показала обочину автострады с десятками припаркованных автомобилей и цепочку национальных гвардейцев, которые безучастно взирали на шествовавших по кругу куклуксклановцев с плакатами в руках. Ведущий пояснил, что это не все, выразить солидарность с Сэмом Кэйхоллом сюда прибыли члены и других экстремистских группировок: нацисты и скинхеды.
В кадре возникло лицо полковника Джорджа Наджента, на которого власти штата временно возложили обязанности инспектора департамента по исполнению наказаний и руководителя оперативной группы по подготовке казни. С хмурым видом Наджент ответил на несколько вопросов и подчеркнул: если суд оставит приговор в силе, то возмездие, как это предусмотрено законом, не опоздает ни на минуту.
Сэм выдернул из розетки вилку телевизора. Двумя часами ранее Адам по телефону разъяснил ему сущность и предмет слушания, так что весть о собственной сенильности ничуть Кэйхолла не удивила. Не испытывал он и подъема: казнь казнью, но прослыть к тому же умалишенным? Неужели даже здесь невозможно избежать бесцеремонных посягательств на его личность?